знал, что неуёмная твоя зависть и безграничное твоё себялюбие, помноженные на жажду славы и на полное отсутствие самокритики, помешают мне сделать главное дело моей жизни…

Тут товарищ капитан Немов запнулся и покраснел; природная скромность не позволила ему говорить о больших своих достижениях на ниве изобретательской деятельности, таких как вечнозелёный веник, спикосрак, машина времени и так далее.

Дядя Коля, молча слушавший разговор двух братьев, воспользовался его запинкой. Он нацелил палец на Севастьянова.

– Это ты свой род опозорил, – сказал он тихо. И добавил, будто выстрелил: – Чемберлен.

Брат попятился от слов дяди Коли и от его трудового пальца. Он пятился всё дальше и дальше, пока спиной не упёрся в таз с гудящей в нём резиновой массой. Руки его вцепились в скользкие эмалированные края, скулы выперли, глаза заблестели. Затем он дёрнулся, хотел что-то сказать, но вместо слов вылетали одни жёлтые пузыри и тут же лопались, обдавая нас жирной пеной.

– Ах! – воскликнула Любовь Павловна и закрыла лицо чулком.

Мы не понимали, что происходит. Брат стал сохнуть, бледнеть лицом и заметно, на глазах, уменьшаться. Когда мы поняли, было слишком поздно. От родного брата товарища капитана Немова остались только кожа да кости в буквальном смысле этого оборота речи. Зато разбухшая от пищи пиявка лоснилась, как автомобильная камера. Она радовалась началу жизни.

Глава двадцать шестая Падение огуречного короля

Больше всех других кручинился дядя Коля Ёжиков. Он считал и, возможно, правильно, что если бы не его «Чемберлен», приплетённый им ни к селу ни к городу, брат товарища капитана Немова был бы сейчас жив и румян и не строил бы дяде Коле рожи из окошка с видом на кладбище. И потом, пока человек живой, есть какая-никакая надежда переделать его в хорошего. Опять же – похищенная машина. Разве мёртвый Севастьянов подскажет, где она спрятана?

– Я-то что, я понимаю. А начальству как объяснишь? Ему ж не скажешь, что вместо вверенного объекта, который мне поручено охранять, я находился в бане. Мне ж за это отпуск перенесут на зиму, а зимой мне нельзя никак, в Вырице у меня парник со стручковым перцем. – Дядя Коля понял, что про перец можно было и промолчать, и от этого сконфузился, как мальчишка. – Только вы того… не подумайте, что я отказываюсь вам помогать. В смысле, в пробных испытаниях вашей подводной лодки. Помогу, как не помочь, мне такие дела в охотку. Чтобы вам не ждать ещё девяносто лет, когда Марс с Юпитером в нужное место встанут.

– Спешить надо, – сказал товарищ капитан Немов. – Самое большее, на сколько можно отложить испытания, это на полчаса. То есть крайний срок – пять тридцать по московскому времени. А вам, ребята, огромное спасибо за помощь. Время позднее, идите-ка вы бай-бай. Завтра в школу, так что рекомендую выспаться.

– Ну, товарищ капитан, ну пожалуйста, разрешите нам хоть в щёлочку посмотреть на испытания вашей подводной лодки, – попросил я за нас троих – за себя, Щелчкова и Шкипидарова.

– По-моему, ребята это заслужили, – встал на нашу сторону дядя Коля. – Трудностей и опасностей они не боятся, это мы уже выяснили. Знаний у них тоже хватает. Я вон, дурень, столько лет на свете прожил, а не знал, водятся в Африке комары или не водятся. А они знают. Хорошая пошла теперь молодежь, знающая. Достойная растёт смена нашему поколению.

– Ладно, уговорили, – дал отмашку товарищ капитан Немов. – Но при одном условии: в лодке ни на какие педали не нажимать, за рубильники без спроса не дёргать, глупые вопросы не задавать и вообще ничего не трогать.

Во внутренних помещениях лодки царили чистота и порядок. Пол был устлан половиками, вдоль бортов тянулись лавочки для сидения. В уличной обуви входить на лодку было строго запрещено, поэтому сразу за входным люком в пробковом, непотопляемом сундуке хранились тапки всевозможных размеров с 35-го по 47-й включительно.

Пока дядя Коля Ёжиков подвинчивал последние гайки, а товарищ капитан Немов заводил пружины в механизме машины времени, нам со Щелчковым и Шкипидаровым было позволено осмотреть лодку. Не всю, конечно, а те отсеки, на дверях которых не висели таблички с черепом и перекрещенными костями.

Лодка нам понравилась, особенно штурвал в капитанской рубке – большой, красивый, с наборной рукояткой из плексигласа. Мы по очереди за него подержались, крутить товарищ капитан Немов не разрешил.

– Я в подводники пойду после школы, в пожарные мне уже не хочется, – сказал Шкипидаров. – Чем горелые головешки нюхать, лучше рыб в иллюминатор рассматривать да сидеть в тапочках за штурвалом.

– Да, удобная штука – подводная лодка, – сказал Щелчков. – Взять хотя бы тот случай с валенками. Вместо того чтобы зонтиком их с льдины цеплять, всплыл рядышком, руку высунул, взял валенок, на ногу надел – и готово.

– Удобная, – согласился я. – Но интересно, лодка ведь маленькая, а доплывёт она до мыса Горн или не доплывёт?

– Ну не знаю, – сказал Щелчков. – Океан – опасная штука. Налетит какой-нибудь шквал, или спрут под воду утянет, или пресная вода кончится. Всякое может быть.

– Это верно, может быть всякое. – Товарищ капитан Немов незаметно подошёл сзади. – Только если в жизни не рисковать, какой тогда вообще смысл жить? А за воду не беспокойтесь, с водой никаких проблем. На лодке имеется аппарат по перегонке морской воды. Через воронку заливаешь солёную, а на выходе получаешь пресную. Всё, ребята, посмотрели, и будет. – Он постучал по циферблату часов. – Сейчас идите с Любовью Павловной и Николаем Игнатьичем на подземный пирс и ждите завершения испытаний. Времени они займут час, чайку там пока попьёте, в шахматишки на интерес сыграете. А тебе, Игнатьич, от меня особое поручение – сам знаешь какое. Хотя если ребята согласны, можешь взять их себе в помощники.

Ещё бы мы не согласились, узнав, в чём дело. Дело же заключалось в следующем. На Фонтанке между баней и морем, как известно, имеются три моста: Калинкин, Египетский и Английский. Так вот, товарищ капитан Немов предположил, что под каким-нибудь из этих мостов покойный братец, будучи ещё не покойным, вместе с Ухаревым, своим помощником, натянули под водой сетку. Чтобы, значит, когда лодка уткнётся в сетку и примется эту сетку перерезать, на мосту или зазвонит колокольчик, или замигает незаметная