Фамилию она, естественно, взяла мужа. Поэтому ее так сложно было найти. Есть у нее подруга, через которую и удалось на Аню выйти. Они вместе, в одном детском доме были. У этой подруги жених есть, друг Аниного мужа. Они тоже кататься по миру любят, но не с таким фанатизмом, как те. Так вот, подруга эта, на днях в Москву прилетает, по делам. С ней уже пообщались. Для общения, нашему бравому сыщику, аж в Канаду летать пришлось, она сейчас там, а Анечка с мужем в Монако укатили. Но за ними угнаться нереально, сама понимаешь. Они куда ехать особо не планируют, берут горящие туры. Интерес у них такой, что бы каждый раз сюрпризом. Так вот, подругу зовут Колымова Валерия Игоревна. Она наотрез отказалась давать какие-либо Анины координаты, но звонила ей, при нашем детективе Борисе. О причине ее розыска сообщил, но она ответила, что в деньгах не нуждается, зла ни на кого не держит. Прошлую жизнь вычеркнула из памяти и не хочет никаких воспоминаний. Так же, передала тебе спасибо, ведь если бы ты тогда забрала ее, то она никогда не встретила Кевина, то есть нынешнего супруга. Еще сказала, что как будет время, она напишет отказ от наследства, в пользу нашего сына… Я не смог рассказать ей, что он… Язык не повернулся. – Эдуард замялся, но продолжил, – Так вот, Лера Колымова, когда будет здесь, согласилась на встречу с тобой и расскажет все подробности. А пока, вот: – мужчина достал из кармана, сделанные накануне фотографии из отеля. Фотографии в номере Люкс и двумя актерами американцами, оперативно найденными Наткой. Которые сыграли роль богатых клиентов. Номер был настолько шикарен, что было трудно определить, что он находится в России. Девчонки выглядели тоже отлично, в тот день они были достаточно дорого одеты и подобающе накрашены. На головах красовались парики. В тот день, Натка преобразовалась в длинноволосую блондинку, а Анюта в шатенку с красивой укладкой.

Надежда Ивановна заплакала. Гладя пальцем по изображению на фотографии, она всхлипнула и зашептала:

– Девочка моя. Большая какая стала… А личико-то почти не изменилось, только бледненькая. Хорошо, что у нее все хорошо. Жаль только, что не увижу. А Лерочка когда приедет?

– На днях, – пожал плечами Эдуард. – По-моему, через три дня.

* * *

Довольная своей маленькой, но все-таки победой Натка и Эдик лежали в постели и рассуждали:

– Старуха поверила, – мурлыкала Натка, – И это хорошо. Хоть на время мы ее угомонили. Но успокоилась на том, что в следующий раз, я привезу ей видео обращение от Анюты. Значит нам оно нужно.

– Нужно. Только, как его взять? Ане даже малейшего намека на это давать нельзя. Если она поймет, что та ее ищет, то это беда. Сейчас она точно знает, что никому не нужна. Никто ее не ищет и искать не собирается. Поэтому смирилась со своей участью и сидит, как мышь. А если узнает обратное, то из кожи вон вылезет, что бы выбраться.

– Да, мозг нормального человека, сработает именно так. А вот разрушенный мозг деграданта вообще вряд ли будет думать.

– Я не совсем тебя понимаю, – задумчиво взглянул на свою подругу Эдуард.

– Эдичка, ну подумай, у кого начинается полная деградация, начинается отупение, отсутствие жизненного стимула, полное отключение логики? Кто теряет себя, друзей, знакомых? Кто теряет вообще все, живя только одним единственным желанием? Кто отдает свое здоровье и жизнь, ради удовлетворения этого желания?

– Наркоманы? – Эдик приподнялся.

– Да, мой хороший, именно они. Нужно, что бы она подсела на эту дрянь. Тогда она тебе все что угодно подпишет и никуда не пойдет, в испуге лишения очередной дозы.

– Согласен. Только как мы это сделаем? Насильно ее колоть начнем? Добровольно, насколько я помню, она отказалась. Ты же ей уже предлагала.

– Тогда, когда я ей предлагала, она от американцев кайфовала и допы ей были не нужны. Зато первый урок я ей тогда дала, рассказала, как это классно, даже витамин себе вколола, для убедительности, – Засмеялась Натка, вспомнив, как имитировала наркоманку, уговаривая Анюту, проделать то же самое. Насильно нельзя. Она просто сляжет и сдохнет со временем и хрен нам, а не видеозаписи. А вот если она сама захочет, то так и будет стимулироваться этим желанием. И мы ей сможем управлять, как марионеткой. Все запишем, что нам нужно, опять вывезем в какой-нибудь хороший номер, подгримируем и все готово. Я привезу запись старухе, а прогероиненное никчемное тельце Анюты, найдут где-нибудь и похоронят в братской могиле с диагнозом – передоз.

– А если тетка ее опознает? Представляешь, сколько к нам сразу вопросов будет?

– Как она ее опознает, – устало вздохнула Натка. Вот если бы старуха в розыск бы подала и ее тело было бы найдено, то да. А она не в розыске и не считается без вести пропавшей. Это будет обычное наркоманское тело без документов. Да, ее будут показывать, тем, кто кого-то ищет. Но это будут совершенно посторонние люди, поэтому никто ее не опознает. Долго в морге ее держать не будут, закопают и все. Эдик! Ее просто закопают и все! И проблемы уйдут вместе с ней, в землю. Тетка порхает от счастья и больше не винит себя. А что ей остается делать под старость лет? Только жить для себя и вить свое гнездо. Искать больше никого не надо, других детей нет и рожать она больше не хочет. Все что у нее остается, это любовь к тебе. Предложишь ей, наконец-то, все узаконить и махнуть куда-нибудь. А там устроишь несчастный случай и все. Эдик все! На этом все закончится!

– Наташ, а тебе совсем не жалко свою подругу? Вот у меня просто в голове не укладывается. Тебя действительно, не мучают угрызения совести? Ведь ты же видишь, все, что с ней происходит. И все это с твоей руки. Тебе как это, нормально? А потом еще так хладнокровно говоришь о том, какая у нее будет смерть.

– Неа, – ухмыльнулась Натка, поглаживая пальчиками по его груди. – Зачем мне думать о ней, когда я должна думать о себе. И о тебе, – она начала целовать его, желая закончить этот разговор. Но Эдик отстранил ее и продолжил:

– Ну, так как ты собралась ее «подсаживать на иглу»? Тем более, с ее желания?

– Есть у меня стопроцентный вариант, да такой, что жить перехочет. И наркота станет для нее единственный выход. – Натка поднялась и достала из сумочки старенький блокнот.

Самое страшное, что Натке, действительно, было абсолютно не жаль