— К сожалению, да. Ибо ”Maxime scientia multa dolores”, - решила я пойти ва-банк и процитировала известное латинское изречение.

— От многих знаний множатся печали? — вольно перевёл он, совсем растерявшись от моих слов. — Ээээ… Никогда не слышал подобный афоризм. Латынь из уст женщины — тем более. Уверен, что нам предстоит ещё много незабываемых встреч. Ну, а пока вынужден оставить вас в одиночестве. Отдыхайте. “Optimum medicamentum quies est”.

Процитировав, Елецкий вопросительно уставился на меня. Не буду его разочаровывать.

— Не согласна. Лучшее лечение — это не покой, а то, что производится по правильно поставленному диагнозу. И не делайте, Илья Андреевич, таких больших глаз.

— Вввсего ххорошего, — пробормотал он и быстро вышел из комнаты.

— До свидания, господин дракон! — рассмеявшись, крикнула я вдогонку. — В следующий раз не забудьте цветы!

Оставшись одна, проанализировала свою выходку. Ведь изначально же не хотела выпендриваться. Собиралась тихо сидеть и крестиком вышивать. Но почему-то, увидев князя, словно с цепи сорвалась. Безумно захотелось ему понравиться, удивить. И чтобы Елецкий обратил на меня особое внимание. Ах, какой мужчина! Прямо до мурашек! Даже не знаю, кто виноват в таком взрыве эмоций: гормоны молоденькой Лизы или мои старые вкусовые предпочтения. Допускаю, что всё вместе бабахнуло. Вот не живётся мне легко: сама себе проблемы на пятую точку создаю…

34

Весь день я провела… А как ещё его можно провести в запертой комнате? В ожидании следующего дня, конечно. Этот доктор-князь не выходил у меня из головы. Раньше подобного за собой никогда не замечала. Растаяла, как мороженое через минуту знакомства. Даже стыдно немного. Ох уж это молодое тело!

Но, признаться, в Елецком было что-то особенное, что редко встретишь. Несмотря на лёгкий снобизм, он не кичился своим высоким положением. Серьёзен, но расслаблен. Мужественен, но без налёта дешёвого мачизма. Манера речи тоже подкупает: без всяких этих “голубушек-душечек”, а сродни тому, что привыкла слышать в своей родной больнице.

Даже его комичный побег хоть и вызывал улыбку, но понять Илью Андреевича можно: не каждый день нарываешься на “умных Лизавет” среди томно вздыхающих барышень, образование которых заключается в паре прочитанных романов и многочасовых наставлений от мамаш: как удачно выйти замуж. Тут местному мужчине осознать размер катастрофы необходимо.

Следующим утром вся извелась, покуда дождалась обхода. Илья Андреевич явился с… цветком.

— Это вам, Елизавета Васильевна, — протянул он мне белую розу. — Как спалось?

— Спалось превосходно. Надо было всего лишь положить голову под подушку, а подушку обмотать одеялом. И получается, что я у вас вчера выклянчила подарок? Спасибо, что не отказали. А почему всего одна?

— Получается так, — с лёгкой улыбкой ответил он, испытующе глядя на меня. — А то, что один цветок? Решил приучать постепенно. Сегодня один…

— А завтра два?

— Пожалуй, чётные числа опустим. Как-то рановато для них, не находите?

— Уговорили. Буду жить долго и счастливо.

— Я вчера внимательно ознакомился с вашими сопроводительными бумагами, — резко перешёл он на серьёзный тон. — Признаться, с разными душевными расстройствами здесь бывали, но такой интересный случай встретил впервые. Вы действительно оскверняли кладбища?

— Только соседние и исключительно ночами… Вы правда поверили в этот бред? Представьте меня с лопатой, разрывающую могилу. А потом и зарывающую её. Я хрупкая девушка, а не землекоп. Нанять крестьян? После первого же раза они к ближайшему священнику побегут с доносом или как ведьму сожгут на костре. А посторонним лихим людишкам платить у меня денег нет. Найдёте другой способ, как я могла достать мертвецов из земли?

— Ну… — задумался доктор. — Ничего на ум не приходит. Но монахи-дознаватели не просто так вас сюда направили. Значит, были серьёзные доказательства для обвинения.

— Они пошли по ложному следу, рассуждая со своей колокольни. Разубеждать их не стала, да и не в том состоянии была. Быть может, когда-нибудь я поделюсь с вами своей тайной, а пока пусть она остаётся моим маленьким женским секретиком.

— Уговорили, Елизавета Васильевна. Но учтите, что память у меня хорошая, и ещё обязательно вернусь к этому вопросу. А сейчас давайте решим другой. Ваши бумаги и мои личные наблюдения показывают, что вы можете спокойно находиться среди людей. Хотя матушка Клавдия и против, но решил перевести вас в более приличные условия.

— Не удивлена, что она против. Эта “невеста Христова” с первых же минут возненавидела меня.

— О! — рассмеялся Елецкий. — Поверьте, что не только вас. Хотя тут стоит говорить не о ненависти, а чрезмерной строгости. Я сам, несмотря на титул, побаиваюсь её. Матушка Клавдия искренне верит, что приличный человек, почитающий Бога, ни за что не может повредиться рассудком. Ну а я не лечу, а прикрываю грешниц, помогая им избежать заслуженной кары.

— Я бы с ней поспорила.

— А вот этого лучше не делать. Её смотрительницей поставили сюда не просто как. Про каждый мой шаг и шаги моих подопечных Клавдия сообщает в высокие церковные инстанции. Ссориться с ними — это всё равно, что собственными руками закрыть Дом Призрения. В остальном, поверьте, она незаменимая женщина. Весь порядок держится на её плечах.

— Уговорили. Тем более что мы и так с ней уже поссорились, — легко согласилась я. — Вы меня проводите в новые апартаменты? Могу уже собирать вещи?

— Какие вещи? — не понял мужчина.

— Решётка, серые стены и незабываемые ночные концерты соседок. Роза вот появилась… Ещё раз спасибо за неё.

— Продолжаете шутить? Со мной можно, но помните, что здесь мало кто оценит ваш юмор. Матушка Клавдия лично проводит вас, как только освободится во дворе.

— Могу поспорить, что освободится нескоро. По её мнению, под замком я смотрюсь лучше.

— Допускаю, Елизавета Васильевна, что именно так и будет. Всегда нечто подобное происходит. Но плохое всё равно когда-нибудь заканчивается, так что отчаиваться не стоит. Позвольте откланяться. Меня ждут другие пациентки.

Как мы и предполагали, до самого обеда о моём существовании забыли напрочь. Лишь после него заявилась недовольная смотрительница Клавдия с двумя монашками, которые держали в руках платье, обувь и ещё несколько обязательных предметов нижней одежды.

— Переодевайся, — буркнула она мне. — Ничего в этом тряпье ходить.

Я послушно исполнила приказание. Высокие, со шнуровкой ботинки из тёмно-коричневой мягкой кожи и небольшим каблучком оказались впору. А вот платье меня разочаровало. Длинное, чёрное с белым воротничком, оно смотрелось на мне как чехол от трактора. Очень велико. Неужели мне таким пугалом ходить придётся?

— Так… — задумчиво произнесла Клавдия и достала коробочку с булавками. — Тут подтянем, здесь укоротим.

Как заправский портной она за несколько минут подогнала всё по размеру и приказала своим