единственным, у кого текли слезы. На это никто не обращал внимания. Все были заняты, как и всегда до этого.

— Избранный! Избранный!

«Сита!» — хотел промычать я, заметив старого приятеля. Я уж и думать про него забыл. Тогда он исчез не попрощавшись.

— Иди ко мне, — он помахал мне рукой. — Поможешь?

Он стоял у сложенных в ряд детских тел. Рядом лежала женщина, очень красивая. Ее растрепанные волосы покрывали часть тела девочки, прижавшейся к ее груди.

— Вот, хотел с собой в Сому забрать. Не получится.

Он говорил так, будто это было небольшое недоразумение и конечно же с улыбкой. Только глаза мне его не нравились.

— Не успела супруга найти другого. Говорит, зачем? Мне тоже скоро отправляться, а там может тебя бы встретила, и галеку так сказал. Детей, вот, всех пятерых собрал. Эта маленькая Тата! Ох, и голосистая была! Это Дита, Сута — сын мой единственный. А этих двух старшеньких Ната и Пата называл. Красивые, да? Так ты поможешь? Фафико теперь далеко.

Говоря это он почти не смотрел на меня, а продолжал разглядывать свою семью. Мне и вправду никогда не понять, что при этом у него и у других творилось на душе. Что касается меня самого, то у меня там все разрывалось.

«Конечно, помогу» — показал я жестами.

Мне он доверил самых младших, а сам перенес сначала жену потом старших сестер. Нести нужно было далеко, перешагивая через сотни тел, пока в глубине оставшегося леса не находилось свободное место под деревьями. Пришлось сделать три ходки, чтобы перенести всех. Мы положили их вместе. Пауки сразу принялись за дело.

— Фафико нынче голодными не останутся, хотя им тоже досталось, — говорил Сита, наблюдая за ними. — Юдин, супруга моя, хотела с тобой познакомится, своими глазами увидеть избранника, который поведет нас в Сому. Юдин, вот он! Вот это и есть избранный. Он уже на руках нашего сына и девочек носил. Им понравилось. Ему тоже. Слышишь, Юдин? Слышишь! А я тебя нет, как и избранного. Его и все всех не слышу, зато вижу. Сегодня же пойду искать себе новую жену, обязательно с детьми найду. Галеку разрешил…А, кстати, избранный! Теперь я тебе помогу. Твои близнецы у галеку.

Меня будто водой окатили.

Как у галеку? Что они там делают? Ведь я же…

— Папа, папа! Ты долго!

— Смотри папа, Мота и Лота.

— Они вместе, папа.

— Да они всегда вместе были и сейчас вместе!

Дети ждали у того места, где днем раньше я швырял с ними камешки. Тогда у меня была делема — остаться на Тигиче или нет. Выпало — нет.

Мота и Лота лежали крепко обнявшись. Головы лежали друг у друга на плечах, а в руках все еще сжимали камушки. Маленький тупа ходил подле них и сметал с них песок, отходил, приглядывался и снова подходил. Для него братья теперь были скульптурой, которой недоставало нескольких штрихов. Сота сплетала и расплетала между собой их косы. У нее не получалось, она еще не умела делать узлы, поэтому волосы постоянно распутывались. Остальные дети смотрели на братьев как завороженные. Они никогда еще не видели их такими, все еще думали, что мальчишки спят. Только из этого сна Мота и Лота уже никогда не вырвутся.

Я же рыдал — без слез, почти без звука, лишь трясся и сипел сквозь сжатые зубы. Перед собой не видел ничего, только два маленьких безжизненных тела, прижавшихся друг к другу в последний момент своей короткой жизни.

Видал ли я себя тогда?

Не знаю.

Но слова Ситы помню.

— Избранный как ушибленный ребенок. Галеку разрешил ему. Галеку никому не разрешает, но ему позволил. Галеку знает. Он знает. Знает, что избранному не достает сил справиться. Но он сильный. Избранный сильный. Теперь я знаю почему галеку привел его в сому. Избранный и есть галеку.

Внезапно я почувствовал, что на меня смотрят тысячи глаз. Наступила полная тишина. Мир остановился. Пустота внутри стала такой же, что и вокруг. Я и не заметил, что стою на коленях, поэтому когда встал, то увидел причину такой перемены.

Тигичане плакали. Плакали молча, с улыбкой. Слезы текли по их щекам ручьями. И если бы не трагедия, можно было подумать, что это слезы радости. Они копили их в себе много лет и теперь, когда галеку разрешил, им не нужно было их сдерживать.

«Не знаю что и сказать, — откуда-то издалека послышался голос Пазикуу. Он говорил сам с собой. — Вероятно это наша самая большая ошибка. Но если смотреть с точки зрения человеческой морали, то…черт его знает!»

Моту и Лоту мы оставили недалеко от семьи Ситы.

Долго не мог уйти оттуда. Смотрел на своих приемных близнецов и гадал — кто из них кто? Так и не вспомнил. Пауки быстро обволокли их тела паутиной, потом проникли внутрь и принялись за свое черное дело. я бы еще долго стоял, пока меня самого не окутали. Только когда они добрались моего лица, смог опомниться.

Пережитое из памяти не выбросишь.

Но не хочу переносить все это на бумагу. Пусть будет испытанием для моих серых клеток. Если не забуду, значит останутся они для меня родными, хоть и не по крови.

Страшно и стыдно думать о том — люблю ли я так же своего сына. Люблю. Но смогу ли быть ему таким же отцом? Не знаю.

Следующие два дня я не выходил из землянки, пока, наконец-то, не настал тот момент, когда тигичане были готовы к путешествию в Сому. Об этом сообщил Сита. Он стоял запыхавшийся, весь обвешанный веревками и сумками, произнеся только одно слово «Прощайся!»

Наша землянка находилась довольно далеко от берега. Но нам нужно было идти еще дальше — на Север. Молва о том, что с Сомы вернулся человек, облетела к тому времени весь материк. Люди сплавлялись по рекам, спускались с гор, чтобы увидеть меня и последовать за мной на Новую Землю. Они прибывали отовсюду, останавливаясь около нашего поселения под открытым небом.

«Они пойдут за вами и будут делать все, что пожелаешь, — говорил Пазикуу. — Вам нужно отправиться на север. А когда прибудете туда, мы дадим знать, как дальше действовать».

Все просто. Идти на север. Больше ничего.

Но мои силы были подорваны. Нет, физически чувствовал себя прекрасно, а вот морально подавлен. Не хотелось ничего. Я все еще не мог отойти от трагедии, после которой часть меня словно умерла, осталась там — в лесу с фафико. И дело не в том,