Другим ключом к успеху военного кабинета как инструмента правления служила военная командная структура. Центральным институтом командования британских вооруженных сил выступает комитет начальников штабов, возглавляет который начальник штаба обороны в Министерстве обороны. В случае войны данный орган тесным образом вплетен в ткань военного кабинета, действуя фактически как военная исполнительная власть. Лич представлял отправку оперативного соединения как в первую и основную очередь дело главного вида ВС — соединение являлось конвенциональным сдерживающим средством ВМС в поддержку дипломатии. Мобилизация военных кораблей, торговых судов и морских пехотинцев оставалась его делом. 2-й и 3-й батальоны Парашютного полка[147], отряд полка «Блюз-энд-Ройялс» и «Харриеры» КВВС были приданы оперативному соединению[148]. Руководил его действиями командующий флотом в Нортвуде, сэр Джон Филдхауз. Остальным видам войск, и особенности Королевским военно-воздушным силам, отводилась роль обеспечения тыловой поддержки.

Когда эскадры вышли в море и направились на юг, а перспектива ведения войны на суше для Британии возросла, следовало ожидать расширения командной структуры. В случае надобности она могла и сужаться. Начальники штабов встречались каждым утром после возвращения Левина с заседания военного кабинета, быстро обсуждали решения и оценивали обстановку на случай появления каких-то новых стратегических возможностей. К тому моменту Левин обычно уже успевал связаться по телефонной линии с Филдхаузом. Никто и не пытался скрывать факта, что нужды операции как бы оттесняли на запасные рельсы начальников штабов, в том числе даже Лича. Так, например, увидеть в Нортвуде такую высокопоставленную фигуру среди военных, как генерал Ричард Трант[149], случалось только ближе к концу апреля. Надо отдать должное Нотту, что, несмотря на давление на его ведомство извне, он на всем протяжении конфликта оставлял командный механизм простым — цепочка кабинет — Левин — Филдхауз.

Структуру, правда, отличал один недостаток: она демонстрировала склонность скрывать от военного кабинета природу военных сомнений в отношении эффективности операции. Оценка оперативного риска — дело сложное, а уж передача этих знаний министрам, у которых есть иные интересы и ставки, задача, посильная далеко не каждому. Премьер-министр, подстрекаемая Личем, фактически приказала начальникам штабов отправляться на войну даже без предварительной встречи с ними. Любые оговорки, которые могли бы прозвучать со стороны сэра Майкла Битема от военно-воздушных сил и сэра Эдвина Брамалла от сухопутных войск, — а кое-какие соображения у них, как известно, имелись, — никогда не стояли на повестке дня кабинета. Задача высокопоставленных офицеров состояла в выполнении приказа по отправке в плавание оперативного соединения. Некоторые из таких сомнений высказывались лишь позднее, когда соединение набрало постоянный темп.

Многие из этих конфликтующих между собой течений сливались в весомый груз и ярмом ложились на плечи Джона Нотта. Рапорты Левина рассматривались как документы, могущие служить образцом политико-военных взаимоотношений. Стремлением авторов отчетов являлось доведение до сведения вышестоящих лиц определенных данных и, безусловно, информации о риске, но одновременно преследовалась и цель вселить в них уверенность. Если какие-то обстоятельства выглядели сомнительно, премьер-министр не уставала переспрашивать вновь и вновь: «А вы уверены, что справитесь с этим?» Левин отвечал с выигрышной миной того, кто знает дело и умеет убедить окружающих: «Да, премьер-министр». В начале истории похода оперативного соединения среди членов как военного, так и полного кабинета бытовало мнение, что, если ВМС придется драться, победа будет достигнута легко. В результате, когда начальники штабов впервые предстали с докладами перед военным кабинетом в Министерстве обороны через неделю после выхода в море оперативного соединения, министры были просто обескуражены предостережениями в отношении возможного ущерба и потерь, известиями о силе аргентинского военно-морского флота и в особенности расчетами на предполагаемый 50-процентный урон у «Си Харриеров». Новости на совещании вполне можно назвать отрезвляющими, если не подавляющими. По иронии судьбы, как раз таки считавшиеся «голубями» Уайтлоу и Пим, опираясь на свой прошлый военный опыт, заверили коллег, что не все действительно обстоит так плохо, ибо начальники штабов всегда настроены мрачно перед сражениями.

***

Изначальная скрытая уверенность военного кабинета в своих силах, несомненно, сыграла роль в первом ответе Британии Хэйгу и его миссии. 8 апреля Хэйг привез с собой только три темы, долженствующие стать доминантой всей переговорной фазы: отвод войск обеими сторонами, переходное управление и долгосрочное урегулирование. Последний пункт заимствовал оптом и в розницу ряд замыслов из многочисленных переговоров по Фолклендским островам в прошлом. Американцы совершенно откровенно не понимали сути британской позиции, что вызывало беспокойство в Лондоне.

Для начала команду Хэйга ввел в курс дела Пим в Министерстве иностранных дел. Затем, в 6 часов вечера, они пересекли Даунинг-стрит для встречи с миссис Тэтчер. Затем был дан рабочий обед, на котором среди прочих присутствовали Нотт, Левин и Акленд. Если миссис Тэтчер показалась американцам театрально бескомпромиссным политиком, — безусловно, куда в большей степени, нежели Министерство иностранных дел, — то британцы со своей стороны сочли американский подход несогласованным. В более широких обменах мнениями, в том числе и сразу после обеда, Хэйг проявил излишнюю неуклюжесть своим нажимом на обстоятельство нежелания Америки допустить ссоры двух союзников и войны между ними, а также настойчивыми просьбами к Британии предоставить ему пространство для маневра. В несколько более приватной обстановке — особенно в разговорах непосредственно с миссис Тэтчер — он намекал на обязанность говорить жестко, дабы произвести впечатление на аргентинцев и, похоже, заодно и на собственную команду.