стать ему Беатриче или Элизой, героем или свидетелем, знаменитым или неизвестным, провести субботу на тайном свидании с парнем или сидеть, забытой всеми, у себя в комнате. Для чтения нужна потребность, безысходность. Читают в тюрьме, в одиночестве, в старости, в изоляции; читают, когда уже ни интернет, ни телевизор не могут отвлечь от того факта, что в жизни ты только теряешь – теряешь все, что есть; когда все твои знакомые выглядят счастливыми, и ты умираешь от зависти; когда единственный путь – притвориться и стать кем-то другим.

Вот так в тот теплый апрельский вечер, когда во всем нашем многоквартирном доме горело лишь мое окно, я поняла, что пришло время «Лжи и чар».

Я нашла книгу под кроватью, в последней не разобранной после переезда коробке, загороженной кассетами, плеером, фиолетовыми амфибиями. Провела пальцем по библиотечному шифру, по инвентарному номеру из палаццины Пьяченцы. Как подобный роман оказался в детской библиотеке? По ошибке, видимо. Специально для меня.

Я открыла его в который уже раз, но теперь с новой для себя решимостью. Поэтический эпиграф я совершенно не восприняла, как и раньше. Но заставила себя читать дальше и поначалу продиралась с трудом, потому что героиня-рассказчица была мне малоприятна. Она будто напоминала мне кого-то, и, когда обнаружилось, что ее зовут Элиза и что она называет себя старой девой, я поняла почему. Однако, промучившись с первой главой, я заметила, что роман начал меня увлекать.

Он освободил меня от себя самой, от моей жизни, растворил переживания и впрыснул под кожу желание. Перенес меня в другое место, в другую семью, в другую эпоху.

Вечер превратился в ночь. Я вся в поту лежала в постели с книгой. Отец не возвращался, никто меня не видел. Я могла бы сказать, что чтение и секс – примерно одно и то же, но кто мне поверит в 2019 году, что уединение способствует наслаждению?

Я следила за жизнью Анны, матери Элизы. Присутствовала на ее интимных встречах с Эдоардо, впитывала ее возбуждение, совала нос в ее желания, самые бесстыдные: чтобы ее пометили, лишили девственности, погубили. И чтобы все это делал тот самый Эдоардо – такой же блондин, как Лоренцо, с такими же голубыми глазами; да, в сущности, он и был Лоренцо. Я начала пропускать предложения, страницы, охваченная физической потребностью поскорее закончить. Слова Моранте – настоящей, живой, а не с фотографии – были настолько постыдными, что сделали меня беззащитной перед собственным телом, погнали вперед. Бедра, пах – все горело и больше не подчинялось мне. Я дошла до сто девяносто второй страницы и не выдержала.

Закрыла книгу и схватила телефон.

Промотала контакты, нашла букву М: Моравиа.

Мне больше не нужно было садиться на скутер и искать его по всему городу без всякой надежды; мне выпала необыкновенная удача жить в эпоху киберчудес.

Достаточно было набрать одно-единственное слово: «Встретимся». И нажать одну кнопку: «Отправить».

В ту же секунду я бросила мобильник на кровать и засомневалась. Побежала к окну, кусая ногти: что я наделала? Посмотрела на платан: полная луна заливала его светом. Он ни за что не ответит; кто знает, где он сейчас, с кем? По субботам мы договорились не переписываться. Потому что он бывал на людях – жил, а я нет. Но телефон звякнул, и я вздрогнула.

Обернулась к кровати: неужели? Экран светился. Я испуганно приблизилась. «У вас одно непрочитанное сообщение».

Он ответил: «Когда?»

Я набрала, то и дело не попадая в кнопки: «Сейчас».

И меньше чем через минуту получила: «Где?»

Мне пришла в голову безумная мысль – выбраться из дома. Потом другая, еще хуже. Сражаясь с ограниченным числом символов, стараясь обеспечить столь любимую мной прозу необходимой пунктуацией, я написала: «У меня; возьми скутер, не машину, и подъезжай со двора. Там высокий первый этаж, найди окно с голубыми занавесками; это мое».

Через две минуты – приговор: «Буду через полчаса».

Я потеряла голову. Осмотрела свои руки, ноги, себя в полный рост в зеркале: кошмар. Сняла спортивный костюм, лифчик, трусы: ужас. Что я там решила насчет красоты несколько часов назад? Что она ничего не значит. Херня: она значит все. Я провела помадой по губам, распустила волосы. Накрасила ногти красным лаком, который одолжила мне Беатриче; руки так тряслись, что я попадала мимо. Потом распахнула шкаф, умоляя его: пожалуйста, дай мне волшебный наряд, который превратил бы меня в кого-то другого! И тут вернулся мой отец.

Черт, вот подстава! Я погасила свет, нырнула в постель. Через секунду он приоткрыл дверь, заглянул. Черт! Я зажмурилась и сделала вид, будто сплю. Что я себе вообразила – что он предоставит в мое распоряжение квартиру на всю ночь?

Едва он закрыл дверь, я взглянула на часы: без четверти час. Я поднялась и для верности заперла дверь на ключ. Жалюзи были подняты, лунный свет освещал комнату, и я могла передвигаться бесшумно, ни на что не натыкаясь. Я приложила ухо к двери, чтобы понять, где отец: в коридоре. Иди к себе! Но он пошел в мою сторону. Я услышала, как он берет книги. Нечего читать, иди спать! Но теперь он пошел на кухню, стал открывать холодильник, налил себе стакан воды. Бешеный стук сердца отдавался в висках – вот же я вляпалась! Схватила телефон и написала Лоренцо: «Не приходи». И потом совершила неслыханную вещь: отключила его.

Засунув голову под подушку, я начала успокаивать себя, повторяя: все равно он не придет, на что это похоже, не может же он так прийти. И это сработало – утомившись, я заснула.

* * *

Я проснулась через час – резко, от кошмара. С мокрыми от пота волосами, голая, в ознобе. Продолжая видеть черный силуэт, ухватившийся за подоконник и неотрывно за мной следивший. И тут я вытаращила глаза: кто-то и правда смотрел на меня в просвет между занавесками.

– Элиза, – бормотал он, тихо постукивая в окно.

Я прикрылась простыней.

Он продолжал стучать.

Я сидела в кровати и не могла пошевелиться, только глядела на него.

Меня освещала луна, а он был против света.

Я различила очертания. Чужие. Знакомые.

– Элиза.

Я ужаснулась, что отец может услышать; вскочила, завернувшись в простыню, подбежала к окну, приоткрыла его. И на расстоянии ладони увидела лицо Лоренцо. Он двумя руками держался за внешний подоконник, упершись ногами в стену.

– Как ты сюда забрался?

– Залез на скутер, подпрыгнул – как еще? Потом он упал, и я больше не могу, пусти меня.

– Но отец дома! – шепотом крикнула