Вернувшись в Париж, Маккуин продолжил работать над коллекцией от-кутюр. Мотивами для коллекции послужили и белый с золотом логотип Givenchy, и миф о Ясоне и аргонавтах, которые отправились за золотым руном. За две недели до показа французский фотограф Анн Денё начала снимать процесс за кулисами, документируя Маккуина за работой. Их сотрудничество продолжалось в течение следующих тринадцати лет. Денё и раньше работала в Givenchy, снимая то, что происходит за кулисами у Гальяно, – ей, по ее словам, нравились «рисовка, безумие и необузданный романтизм Гальяно», и она боялась, что «не поймет Ли». Как оказалось, она ошибалась. До того как они познакомились, ей передали папку с фотографиями коллекции «Кукла» и его биографию. Прочитав ее, она закрыла папку и «произнесла два слова, которые будут всплывать снова и снова: «Сила и хрупкость. Две крайности; будет нелегко».[532]

При первой встрече Анн поняла, что Ли, как и она, очень застенчив. «Когда встречаются два стеснительных человека, они почти не разговаривают, – сказала она. – Они смотрят на свою обувь».[533] Денё вспоминает, как 18 января 1997 года, поздно ночью накануне показа модель Ева Херцигова пришла на последнюю примерку. Стоило Ли посмотреть на нее в костюме, как он сразу понял: что-то не так. «Он ходил вокруг нее, как зверь в клетке, опускался на колени, вставал, отходил на два шага назад, вперед, снова назад… Ненадолго застыл, а потом крикнул: «Ножницы!» – и начал резать. Отлетел один рукав, потом второй».[534] После примерки дизайнер и фотограф выкурили одну сигарету на двоих, и Маккуин спросил, что она думает о коллекции. Анн ответила: одни вещи ей нравятся, а другие нет. Ли заметил: «Да, ты права, это дерьмо, я провалился». Анн пыталась его успокоить – все хорошо, не стоит так себя принижать. Ей просто казалось, что часть коллекции не закончена. «Все уже готово, – ответил Ли. – Слишком поздно».[535] Ли вернулся в квартиру, которую Эрик Ланюи, тогдашний руководитель пресс-службы Givenchy, назвал «типичной квартирой молодого английского рокера: повсюду банки из-под пива, миски с чипсами, пепельницы, полные окурков сигарет и косяков»,[536] – где он и его небольшая команда позволили себе выпить, и не немного. «Мы веселились: нацепили туфли [с показа. – Э. У.] и расхаживали в них по дому, – вспоминал Меррей. – На следующий день у всех болела голова с похмелья».[537]

19 января 1997 года, в день показа первой коллекции Маккуина для Givenchy, атмосфера за кулисами в Школе изящных искусств, где когда-то учился сам Юбер де Живанши, накалилась до предела. Наоми Кэмпбелл нужно было приделать пару бараньих рогов, которые выкрасили в золотой цвет; рога доставили из поместья «Хиллз», и они были особенно «ветвистыми».[538] Другой модели тоже пришлось несладко: ей в нос вставили большое бычье кольцо, тоже выкрашенное в золотой цвет. Модель Джоди Кидд вспоминает: «Нас всех неимоверно затянули в корсеты, и клянусь, мне казалось, что у меня вот-вот случится инфаркт, так я нервничала. Я вообще не могла дышать, а он [Ли. – Э. У.] пыхтел как паровоз». Кэтрин Брикхилл вспоминает, каким тесным казалось пространство; модели, стилисты, парикмахеры и гримеры «носились как сумасшедшие». По ее словам, Маккуин «подошел к Еве Херциговой, разрезал кружева на ее корсете и сказал: «Ах ты сука, мать твою» – и буквально поволок ее на сцену, так как объявили ее выход. Она была в слезах. По-моему, до тех пор с ней никто так не обращался».[539]

На показе, который начался с часовой задержкой, главная роль была отведена Маркусу Шенкенбергу, тогда самому высокооплачиваемому мужчине-модели в мире, который играл Икара. Майра полила его из баллончика золотой пылью; на нем не было ничего, кроме огромных крыльев и набедренной повязки. Шенкенберг наблюдал за происходящим с каменного балкона на карнизе. В первом ряду сидели редактор американского Vogue Анна Винтур, Хэмиш Боулз, дизайнер Аззедин Алайя, немецкий фотограф Петер Линдберг, Изабелла Блоу в черной шляпке в виде спутниковой тарелки и Джойс Маккуин в клетчатом костюме от Evans. Отзывы оказались неоднозначными. Изабелла Блоу аплодировала каждому новому костюму – Джоди Кидд, одетой в белое атласное пальто с громадным шлейфом поверх золотого трико; модели, похожей на Марию Каллас (намек на Каллас в роли Медеи из фильма Пазолини) в белом платье и с прической, которую один обозреватель назвал «черным мыльным пузырем»; и бесчисленным моделям с оголенными и позолоченными сосками. Но многие зрители были далеко не в восторге от того, что они увидели на подиуме. «Модные дамы… казалось, пришли в замешательство от простого избытка молодой жизненной силы, которая проходила перед ними в скандальных одеяниях, – писал Хилтон Алс из «Нью-йоркера». – Очевидно, современность обходила их стороной». Один французский журналист, пишущий о моде, шептал: «О-ля-ля! Если он продолжит в том же духе, он их потеряет», – а другой ответил: «Катастрофа. Точка».[540]

Маккуин получил положительные отклики от Хилари Александр из Daily Telegraph, Сюзанны Френкел из Guardian и Мими Спенсер из «Ивнинг стандард», но другие оказались не такими добрыми. «Нельзя приехать в Париж, конкурировать с Valentino и Chanel… и ожидать, что в двадцать семь лет превзойдешь их, – писала Лиз Тилбериз, главный редактор американского издания Harper’s Bazaar. – Показать такое в Лондоне нормально и приемлемо, но все выглядело слишком вторично, и покрой был совсем не таким, как следует».[541] Колин Макдауэлл из Sunday Times разругал коллекцию, назвав ее «скучной» и «безнадежно немодной». Более того, он написал: «…все происходящее больше напоминало кастинг для «Восхождения на гору Олимп». Не хватало только Кеннета Уильямса, чтобы дополнить картину лагеря с золотыми нагрудниками, бараньими головами и бесконечным белым цветом. По всем параметрам это было не лучшее шоу Маккуина». Его совет Маккуину был прост: «Избавьтесь от ваших стилистов и декораторов – они портят вам всю игру – и воздержитесь от искушения прикрыться своей молодостью. Иву Сен-Лорану был всего двадцать один год, когда он возглавил дом Dior».[542] Французская пресса накинулась на Маккуина еще безжалостнее. Журнал Le Nouvel Observateur напал на него за его внешний вид: «…несвежая рубашка расстегнута на шее; ему бы очень пошла банка пива в руке. И стрижка – как у фаната футбольного клуба «Ливерпуль»… По сравнению с ним публика, которая приходит на концерт AC/DC, кажется образцом высокой моды».[543]