— А вы привезли старой омм угощеньице? — кокетливо спросила она, когда сыновья вернулись. — Маленький подарочек на десерт?

— Мам, — вздохнули оба, — тебе это вредно.

Старушка принялась кряхтеть, ныть и упрашивать, ерзать в кресле и подвывать, как голодная кошка. Близнецы не любили ей отказывать, зная, как мало осталось в ее жизни настоящих радостей, и скрепя сердце согласились. Один настроил плейер, а второй тем временем принес на подносе все необходимое — жгут, ложку, воду, зажигалку, спирт для протирок, лимонный сок и ватные шарики. Осталось только достать из кармана шприц с иглой и пакете героином, приготовить дозу.

— Медвежатки мои, — бормотала мать, пока ей вводили наркотик, откинувшись на подголовнике закрытыми глазами. — Мои разбойники.

Они держали ее за руки, гладили по голове, говорили, что любят и что всегда будут рядом. Затем, когда она уносилась в какой-то свой мир, усаживались рядом на пол и включали плейер, радостно аплодируя в предвкушении того, что видели уже полсотни раз: финал Кубка Египта-2007, в котором «Аль-Ахли» разбил «Замалек» со счетом 4:3, — лучший матч всех времен.

— «Аль-Ахли», «Аль-Ахли», вы — футбола короли! Длинный пас, короткий пас, передача — высший класс! — скандировали близнецы полушепотом под матушкины вздохи и причмокивания.

— Медвежатки мои, — бормотала старуха. — Мои разбойники.

— Десять лет подряд я мечтал об этих снимках, — проговорил Флин, перебирая их в руках, — а теперь глаза бы мои их не видели.

Он еще раз просмотрел каждую фотографию.

— Он может быть где угодно, — простонал Флин, сокрушенно тряся головой. — Где у-год-но, черт бы его побрал.

Фрея посмотрела сквозь стенной проем на город. Ей было на диво спокойно, хотя отведенные двадцать минут почти истекли. Три тюремщика резались в карты у самой лестницы, словно забыв о пленниках. С самого ухода Гиргиса Флин сосредоточенно листал фотографии. Его руки дрожали, и он ничего не мог с этим поделать.

Одни снимки запечатлели общий вид узкого, поросшего лесом ущелья с полосой бледного неба где-то в вышине — будто кто разрезал плато скальпелем. На ряде фотографий изображались конкретные предметы: игла-обелиск с символом седжета на каждой из четырех граней, аллея сфинксов, сидящий колосс с головой сокола и человеческим туловищем. На нескольких кадрах виднелись колонны, участки стены, пресловутые ворота в разных ракурсах. Все постройки утопали в густой растительности — цветах, листьях, побегах, как если бы глина и камень возвращали себе первозданный вид, сливались с ландшафтом.

Однако ни ворота, ни статуи, ни деревья даже смутно не намекали на то, где искать оазис, а время почти вышло.

«Мне руку отрежут — думала Фрея. У нее в голове не укладывался этот ужас; она словно смотрела на себя со стороны, как будто кому-то другому грозили раздробить пальцы в жуткой машине. — И я больше никогда не смогу лазать».

Неизвестно отчего ее вдруг разобрал смех.

Она посмотрела на часы — осталось всего минуты две — и подошла к бетонному обрыву, заглянула через край. Потом подумала, не спрыгнуть ли вниз, но не решилась: падать пришлось бы долго. Метров тридцать как минимум, ближе к тридцати пяти. Либо совсем разобьешься, либо переломаешь ноги, как спички. Фрея разглядывала стену, пытаясь составить маршрут спуска, но подобная возможность вряд ли представится — стража сразу же поймет их намерения. Отрезанная рука, переломанные ноги или пуля в голову не выглядели достойными альтернативами.

— Как считаешь, это он всерьез? — спросил она, оглядываясь на Флина. — Ну… насчет гранулятора. Думаешь, и вправду…

Археолог поднял голову и снова уставился на фотографии, чтобы не встречаться с ней глазами. Фрея была готова к такому ответу. Значит, осталась всего минута.

Из-за угла справа вывернул большой грузовик с открытым кузовом и загрохотал, пронзая фарами мглу. Машину трясло и раскачивало туда-сюда — водитель давил на все педали, чтобы вписаться в поворот. «Может, закричать, позвать на помощь? — подумала Фрея. — С другой стороны, какой смысл? Даже если шофер поймет, что он сделает? Вызовет полицию? Побежит их спасать? В одиночку ему не справиться!» Положение было отчаянное, совершенно отчаянное.

Фрея обхватила себя руками и стала гадать, насколько сильна будет боль, почувствует ли она ее или сразу впадет в шок, из которого можно не выйти.

— Сможешь дотащить меня до больницы? — спросила она вслух. — Есть тут какая поблизости?

— Ради Бога, Фрея, — сдавленно прошептал Флин — бледный как мел, весь в испарине. Как ни странно, он, казалось, разволновался еще больше ее.

Грузовик на холме ухитрился-таки обогнуть угол и теперь неторопливо спускался в их сторону, визжа и скрежеща тормозами. В кузове у него, как Фрее показалось издали, сотрясалась не то щебенка, не то песок — трудно было угадать наверняка из-за тусклого, нездорового света мигающих уличных фонарей. Она следила за грузовиком, как вдруг из глубины комнаты раздался победный вопль, заставив невольно обернуться. Один охранник размахивал веером карт перед физиономиями подельников и потирал пальцами в знак того, что те должны ему выигрыш. Они нехотя отдали ему деньги и собирались начать новый кон, когда снаружи раздались три автомобильных гудка. Время вышло. На Фрею грубой пощечиной обрушилась реальность происходящего. Ее затрясло, замутило. Она повернулась к Флину, борясь с тошнотой.

— Наложишь мне жгут на руку, — прошептала она срывающимся голосом. Ее глаза потускнели от страха. — Когда они отре… когда они это сделают. Вот здесь пережмешь, иначе я не доживу до больницы.

— С тобой ничего не сделают, — сказал Флин. — Даю слово. Держись за мной. Я…

— Что? Есть другие идеи?

Идей у него, как видно, не было.

— Просто держись за мной, — бессильно повторил он.

Фрея взяла его за руку, стиснула ладонь в пальцах.

Несколько секунд они держались друг за друга. Потом Фрея протянула руку и расстегнула на нем ремень, вытащила из петель джинсов и передала владельцу.

— Жгут, — тихо повторила она. — Чем скорее, тем лучше. Обещай, умоляю.

Он с заминкой кивнул и взял у нее ремень, потом провел ладонью по щеке.

— Ладно, только держись за мной.

Охранники спрятали карты и теперь смотрели вниз с лестницы, в глубине которой эхом отдавались звуки шагов. Один громила с ухмылкой глянул на Фрею и изобразил рубящий жест поперек запястья, рыча, как гранулятор. Она вздрогнула и отвернулась. Внизу по-прежнему дребезжал грузовик. Он полз по холму всего в сорока с чем-то метрах, приближаясь с черепашьей скоростью. Крикнуть или не стоит? Завизжать на всю стройку? Все равно терять уже нечего. Фрея открыла рот, но голос отчего-то не слушался. Только и оставалось, что следить за грузовиком. Вот он проехал под фонарем, и его кузов вдруг стал отчетливо виден. В нем, как оказалось, был не песок или щебень, а старое тряпье — обрезки ковров, поролона, комья ваты и прочая мягкая рухлядь — пружинистая, толстая, мягкая…