Чувствуя, как мой рот наполняется его кровью и как его тело бьется на мне в судорогах, я подтянула правую ногу к себе и, выбрав момент, когда корабль очередной раз качнуло, оттолкнулась от кровати и врезала ногой в лицо того, кто держал вторую ногу. Падая на пол и выворачиваясь из-под тела насильника, я разжала зубы и, почувствовав под спиной пол, подтянулась на схваченных руках и ударила обеими ногами за голову…

Одна рука освободилась сразу. Вторая – через мгновение. Закатываясь под кровать, я шарила вокруг в поисках хоть чего-то напоминающего оружие и судорожно понимала, что его тут быть не может: перевязь с метательными ножами лежала у изголовья, а остальное оружие – у входа в каюту в сундуке!

Пока озверевшие от моего сопротивления матросы в темноте отпихивали тело своего товарища от койки и, встав на колени, пытались нашарить меня в темноте, я, ломая ногти, оторвала от стены кусок деревянного плинтуса и, сжав его в кулаке подобно ножу, вдруг замерла: из-под кровати ведь можно было выбраться не только вбок! Быстренько выбравшись вперед ногами на относительно свободное место перед дверью и разглядев рядом с собой коленопреклоненный силуэт, я левой рукой схватила его за волосы и, отогнув голову назад, всадила ему свою щепку в глаз.

Падая на колени, чтобы увернуться от смутно различимого в темноте движения навстречу, я нашарила пояс у орущего от боли мужика и, выхватив из ножен нож, почувствовала, что счастлива! Тяжелый, неудобный клинок с односторонней заточкой и без упора для большого пальца, явно носимый больше для устрашения, чем для боя, в моей руке сразу зажил непривычной для себя жизнью.

Не пытаясь подняться в полный рост, я метнулась к мужику, когда-то державшему мои руки и еще не успевшему понять, что под кроватью меня уже нет, и ударом снизу перевернутым режущей кромкой вверх клинком перерезала ему горло. И тут же чиркнула ножом под коленом у стоящего ко мне спиной матроса, усердно месящего моего Эрика кулаками… Еще несколько серий ударов, проведенных в начинающих понимать, что в каюте происходит что-то незапланированное, матросов, и Эрик наконец смог вырваться из их рук!

Но толку от него оказалось мало: после первого же взмаха оказавшегося в его руке ножа я вдруг поняла, что он ничего не видит! И еле успела отскочить в сторону, уворачиваясь от ножа, направленного мне в ухо… Пришлось снова перейти на передвижение на корточках: попадать под его клинок мне что-то совсем не улыбалось…

Вспомнив про перевязь, я прыгнула к своей кровати, с трудом вытащила ее из щели между стеной и кроватью и, накинув ее на себя, дрожащими от напряжения пальцами застегнула ремешок под грудью. Потом с отвращением отбросила в сторону липкий от крови нож и выхватила два своих: с ними в руках мне было привычнее. Дорезав истекающих кровью раненых и кое-как дооравшись до Эрика, полосующего клинком воздух, я аккуратно приоткрыла дверь и выскользнула в коридор. И замерла: из двери каюты Ольгерда, расположенной у самой лестницы на палубу, грязно матерясь, вывалилась толпа матросов, волоча за собой за ноги два связанных тела!

«Ольгерд, Нейлон!» – подумала я и, дождавшись, пока процессия выберется наверх, приоткрыла дверь в каюту Беаты и Глаза. И тут же упала на пол, в падении вбивая левый нож в пах возникшего в проеме матроса – в комнатке тускло горела лампа, и промахнуться было невозможно. Согнувшийся от острой боли мужик заорал, наклонился вперед, стараясь зажать рану руками, и тут же получил вторым клинком в горло.

Выскальзывая из-под падающего на меня хрипящего тела, я вкатилась в комнату. И на миг оцепенела: трое дюжих мужиков, усевшись верхом на потерявшем сознание Глазе, деловито связывали за спиной его неестественно вывернутые руки, а еще четыре человека пытались справиться с бешено сопротивляющейся Беатой прямо на обломках рухнувшей койки. Судя по силе наносимых ей ударов, особенно церемониться с ней никто не собирался. Два тела со свернутыми шеями, валявшиеся на полу, были достаточно весомым аргументом для оправдания охватившей матросов злости…

…Прежде чем я успела обдумать дальнейшую тактику боя, в глазницах двух повернувшихся ко мне матросов расцвели рукояти моих клинков. Третий мужик, увлеченно затягивающий последний узел, даже не почувствовал, как я оказалась за его спиной, и умер улыбаясь… Потом я выхватила из ножен, прикрученных к ножке маленького столика в углу, один из клинков Беаты и перерубила позвоночник ближнего ко мне насильника. Следующий что-то почувствовал, так как успел повернуться и, увидев мой взгляд, заорать. А двух последних убила Беата: одному сломала гортань, а второму просто свернула шею… Потом тяжело поднялась на ноги, сорвала с себя куски веревки, которыми ее пытались связать, и обрывки рубашки Глаза и вдруг тихонько захихикала!

Бешенство в ее глазах и безумный смех сначала меня испугали: мне на мгновение показалось, что она сошла с ума!

– Я в порядке! – заметив выражение моего лица, ухмыльнулась она и, ткнув в мою сторону пальцем, буркнула: – Ты себя видела? Окровавленная голая баба! И я окровавленная голая баба! А там, – она показала пальцем в потолок, – куча вожделеющих мужиков… Увидев нас, они умрут от вожделения! В прямом смысле этого слова… Кстати, что с Эриком?

– Пока не знаю… кажется, что-то с глазами… Он ничего не видит! – вспомнив про брошенного в комнате парня, задергалась я.

– Так… понятно… у этого – вывих обеих рук… подержи-ка вот так! – метнувшись к телу Глаза, скомандовала она, перехватила выхваченным из моей перевязи ножом связывающие его веревки и перевернула его на спину…

– Хорошо, что он без сознания! – сноровисто вправляя правую руку, буркнула она. – С одной стороны… а с другой – приложили его что-то уж очень сильно… Ого, и сейчас не пришел в себя… Ладно, позже разберемся…

– Ольгерда и Нейлона потащили на палубу! – вцепившись в неподъемное тело Глаза и перетащив его на целую койку, выдохнула я и, схватив со стола какую-то тряпку, стерла с лица кровь вслед за Хвостиком выскользнула в коридор…

Шторм заметно поутих – корабль, конечно, еще ощутимо качало, но качка уже не мешала передвигаться нормально, не хватаясь на каждом шагу за что попало.

Поднявшись по лестнице на палубу, я дождалась, пока глаза привыкнут к ослепительно яркому солнцу, краешек которого показался над горизонтом, и, осмотревшись вокруг, еле сдержала крик: буквально в нескольких шагах от меня, над волнами с вывернутыми назад руками болтался на веревке Нейлон. Рея, к которой он был подвешен, упруго прогибалась при каждом покачивании корабля, рывком выворачивая и без того наверняка растянутые плечи парня… А вот с Ольгердом дело обстояло гораздо хуже: гомонящие матросы, затянув ему петлю на шее, как раз привязывали веревку к какому-то тросу, видимо, готовясь вздернуть его на рее…

– Эй, мальчики, а вы что, решили нас проигнорировать? – Беата, выпрямившись в полный рост, покачивая бедрами, двинулась мимо меня, опустив руки вдоль бедер… Судорожно сдернув с себя перевязь, я, стараясь не отстать, большими пальцами прижала клинки к ладони, чтобы спереди их не было видно, и, собравшись с духом, сделала первый шаг на палубу…

Идти под взглядами пожирающих мое тело мужчин оказалось совсем не трудно – откуда-то появилась плавность шага и какая-то легкость. А когда к Беате потянулись первые похотливые руки, я почувствовала, что схожу с ума: оскаленные сначала от желания, а потом от смертной муки лица матросов размазались в какие-то полосы и бесформенные пятна, а мои руки с ножами задвигались как будто без моего участия…