Я не знаю, сколько времени продолжалась эта резня: я пришла в себя только тогда, когда некого было бить… Залитая своей и чужой кровью, рядом со мной, на самом носу корабля, стояла Беата и улыбалась восходящему солнцу…

– Эй, стриптизерши! Может, хватит загорать? – Голос Ольгерда за спиной вывел нас обеих из оцепенения, и мы, вспомнив про него и Нейлона, бросились им на помощь…

Ухмыляющегося Коррина удалось освободить без особых проблем, а вот стянуть на палубу Нейлона долго не получалось: нам просто не хватало сил подтянуть его повыше, чтобы можно было как-то до него добраться… Пришлось ждать, пока у Ольгерда восстановится кровообращение в руках и ногах. После этого дело пошло намного быстрее, и прокусившего насквозь губу парня кое-как втащили на палубу и развязали…

– Вино пили? – поинтересовался у нас Ольгерд, удостоверившись, что, кроме нескольких сломанных ребер и растяжения обоих плеч, у Нейлона нет других повреждений.

– Какое вино? – непонимающе поинтересовалась я, оттирая кровь с повернувшейся ко мне боком Беаты, чтобы дать мне возможность обработать несколько неглубоких порезов, и с интересом рассматривая безумный по красоте рисунок на ее груди и плече.

– Которое принесли на ужин!

– Нет! Я его не люблю… – буркнула я и, осмотрев очередной порез, заключила: – Ничего серьезного… И тут только рассечена кожа… А это что за рисунок?

– Ошибки юности… – холодно рявкнула Беата, потом хмыкнула и, вдруг обняв меня за плечи, притянула к себе: – Прости, я не люблю об этом вспоминать… но попозже обязательно тебе расскажу, ладно? Спасибо тебе, девочка! Если бы не ты, это плавание было бы для ребят последним… а для нас с тобой – первым в череде долгого и беспросветного рабства… Пойдем к нашим мужикам что ли?

– И не мешало бы привести себя в порядок и одеться… – скривившись от боли, подсказал Нейлон. – Кстати, Ольгерд, а что такое стриптизерши?

– В Москве, откуда Глаз и Маша, есть такие таверны, где красивые девушки под музыку раздеваются перед мужчинами за деньги… Вот их так и называют…

– Хочу в эту Москву! – попытался засмеяться парнишка и взвыл от боли в ребрах. – А то тут с музыкой как-то не очень… И начало я проглядел…

– А я хочу мороженого! – выпятила губу Хвостик. – Неужели мы с Оливией не заслужили по батончику-другому?

– Марш одеваться! – Ольгерд отвесил сестре увесистый шлепок по круглой попке и, притворно насупив брови, страшно посмотрел на меня. А потом, вздохнув, признался: – Я бы тоже туда смотался… Черт, я там провел не самые худшие годы своей жизни… Быть может, еще удастся…

– Разберемся с Орденом, я из Хранителя всю душу вытяну, но заставлю что-нибудь придумать! – пообещала Беата… – Идем, Оливия! Все равно мороженого от них не дождешься… тоже мне, мужики… Кстати, а ты про вино не договорил…

– Кажется, в него что-то подмешали… Я вообще не помню, как меня вязали… – Ольгерд потряс головой, словно к чему-то прислушиваясь, и добавил: – И голова как чужая…

– Меньше пить надо… или больше закусывать… – Голос Глаза, раздавшийся откуда-то со стороны лестницы к каютам, заставил меня схватиться за ножи. – Друзья, блин, называются… Балдеют тут на солнышке, на голых баб пялятся… а меня позвать в голову не приходит… Поднимите мне руки! А то с распальцовкой как-то не получается… И… приведите кто-нибудь Эрика – у него так заплыли глаза, что он, извиняюсь за выражение, до ветра сходить не сможет… просто не найдет агрегат…

Убраться из Аниора оказалось намного легче, чем в него попасть – достаточно было в предрассветных сумерках добежать до городской стены вслед за знающим каждую подворотню сынишкой Боно, взобраться по удобному пролому к пустующей башенке для часового и, скинув наружу веревку, соскользнуть по ней к крепостному рву. И помахать рукой стоящему на стене мальчишке, с тоской глядящему нам вслед: каждый его приход в Волчье Логово начинался и заканчивался одинаково. С горячей просьбы позволить ему начать тренироваться и – очередной отказ Мериона: для этого Мэниру требовалось согласие отца. А тот его пока не давал – на мальчишке и так висела нелегкая обязанность связного между Аниором и Логовом… Да и сам Боно его неплохо тренировал…

Глядя на лица девушек, составляющих добрую половину моего небольшого партизанского отряда, я неожиданно для себя понял, что уже не жалею, что поддался на провокацию Деда и согласился на эту авантюру: за эти дни они весьма неплохо себя проявили. Особенно сегодня ночью.

Наш самодеятельный публичный дом «обслужил» как минимум десятую часть гарнизона! Первые полчаса «работы» я, честно говоря, думал, что кто-нибудь из девочек сломается, устроит истерику, однако просчитался: закаленные в боях дамочки быстро освоились с ролями и вели себя так, будто по полжизни проработали в борделе и на скотобойне!

Полуодетые, с подведенными глазами, они томно завлекали очередного клиента в свои комнатки, а потом, слегка расслабив его лаской, с помощью моих ребят сворачивали им шеи и оттаскивали в импровизированные морги. И, слегка приведя себя в «товарный вид», снова выходили в «гостиную»… Очередь из жаждущих женской ласки быстро редела, и за час до рассвета, объявив немногим оставшимся необслуженными монахам, что девочки устали, я дал команду готовиться к выходу: пропавших «счастливчиков» могли хватиться их друзья и командиры…

Отряд втягивался в лес, двигаясь в направлении деревеньки под смешным названием Пеньки, где, по словам Боно, нас в течение двух дней должен был ждать Хранитель Эол, и уже без моего участия занимал походный порядок: смешанные пары, давно понимающие друг друга с полуслова, выдвигались в боевое охранение, занимая предписанное один раз расстояние от основной группы. Баронесса ходко шла рядом, то и дело зевая: вторая бессонная ночь давала о себе знать. Кстати, о баронессе – к моему удивлению, эта резкая, своенравная, привычная к беспрекословному повиновению подчиненных, высокородная дворянка в боевой обстановке вела себя выше всяческих похвал. Мои приказы не обсуждались; некоторые ее девицы, первые дни открыто требовавшие, чтобы «нежные мальчики перестали строить из себя воинов» и начали подчиняться их командиру, были поставлены на место без всякой моей подсказки; бытовые мелочи типа установки постов вокруг места ночевки и распределения солдат в караулы быстро стали всецело ее прерогативой. Красивая, ухоженная баба, видимо, привыкшая к комфорту, она совершенно не чуралась грязной работы – могла приготовить ужин, натаскать лапника для импровизированного ложа или тащить рюкзак солдата, ушедшего в охранение.

В общем, если бы не пол ее и ее подчиненных, у меня была бы идеальная команда. А так, несмотря на почти запредельные нагрузки, которые я давал отряду на маршах, взаимный интерес между моими и ее солдатами усиливался с каждым днем…

Сия чаша не миновала и меня – я заглядывался как на саму Клод, так и на ее правую руку – Люму. Диаметральные противоположности, они, как ни странно, все сильнее влекли меня к себе. Обе. Клод цепляла больше характером, чем внешностью: несколько широковатые, на мой взгляд, плечи; мощные, жилистые предплечья и икры несколько портили сексуальную фигуру баронессы, зато ее лицо, грудь и попку можно было отнести к категории «Супер». А вот Люма, худенькая, ладная девчушка с внешностью и статью фотомодели, полностью соответствовала моему идеалу женской красоты. Но вот с мозгами у нее были некоторые проблемы: иногда она мне напоминала классического прапорщика Советской Армии из бородатых анекдотов. Практически не понимающая шуток, исполнительная до безобразия, она в течение дня вызывала ощущение какого-то бездушного механизма, но стоило нам устроить привал около какого-нибудь ручейка или озера, где все тут же запрыгивали в воду, чтобы как следует помыться, вид ее обнаженной фигурки заставлял меня практически терять голову…