Таким образом, это полное предательство своих же собственных идей и экспериментов. Можно было бы привести множество примеров. Мир в целом и прежде всего измученные русские интеллектуалы, в том числе эмигрировавшие, ждут от коммунистов в основном честного признания собственных ошибок и отказа от «коммунизма». Это само собой привело бы к скорой «ликвидации» фразерства, жульничества и бессмысленной жестокости, к концу господства секты и духовной тирании, к появлению добрых намерений в строительстве нового общества, а также к поднятию моральных норм. Все уже так далеко зашло в материальном плане, что этот заключительный этап, на взгляд постороннего, не заставит себя долго ждать.

* * *

Но я пока, во всяком случае, не смог отследить явных признаков того, что даже в сфере экономики давно обанкротившаяся организация добровольно бы сдавалась. Возврат к прошлому продолжается неравномерными рывками, и это приводит сплошь и рядом к регрессу или к новым экспериментам, в результате чего индивид не чувствует себя защищенным. Предприимчивому человеку все еще мешают упрочить и улучшить свое положение посредством собственного трудолюбия. Плоды такой работы, как мы только что слышали, все еще отнимают, отдавая их в том числе паразитам, которые ни капли не трудолюбивей и не лучше, чем те паразиты и трутни общества, к борьбе с которыми тот же самый коммунизм призывает с такой силой. К личным успехам, организационным способностям, проницательности ума и здравой оценке шансов в сфере торговли все еще относятся отнюдь не с уважением, как к общественно полезному труду, – нет, все это бранят и что есть сил подвергают гонениям, как нечто преступное. И хотя при «новой экономической политике» вышеупомянутое в известной мере допускается, частной экономике придется все же смириться с тем, что благодаря задающим тон коммунистам ее считают ядовитой змеей, с которой временно вынуждены жить вместе в клетке, но которой предпочли бы свернуть шею; ей необходимо смириться с сокрушительными налогами, такими же неисчислимыми, как дань татарам в средневековье. Как следствие, в ответ применяются аморальность и различного рода обман со стороны тех, кого и так за порядочных людей не считают. Либо люди предпочитают работать на постоянной основе в области государственной или контролируемой государством экономики. Однако служба в государственном аппарате противоречит тому, что нужно большей части обыкновенных русских. А ведь эта натура известна из прошлого: прохладная, формалистская леность при службе на маленькой должности – широкие круги русских имеют слишком большую склонность к тому, чтобы этим довольствоваться и пребывать в стагнации, если необходимая каждодневная борьба за жизнь не укрепит их волю и не сделает более активными. И наряду с этим «прозябанием», с этой «созерцательностью», или как еще это обозначить, ощущается, как и в прошлом, слишком частое отсутствие чувства долга, злоупотребление служебной должностью ради обогащения, которое в том числе коммунизм со всем своим коллективным взглядом не одобряет, и для избавления от которого нужен совершенно другой опыт, нежели работа на русских служебных должностях.

Дискуссии с выдающимися экономистами и статистами убедительно указали мне, как действительно обстоят дела в бюрократической системе коммунистов. Однажды, в одном кругу, я спросил, как можно достигнуть того улучшения по части государственных доходов, которое станет краеугольным камнем поднятия, например, интеллектуальной жизни – ведь другого выхода, помимо увеличения налога с крестьян, не было? Почему же, есть вполне естественные способы, – прозвучал ответ, а именно: если бы правление упразднило большую часть своего ужасного бюрократического аппарата, прежде всего ликвидировало бы искусственный аппарат внешней торговли, «Внешторг», где наши занимающиеся торговлей соотечественники столько времени мучаются из-за нескончаемых переговоров, и взамен вернуло прежние формы внешней торговли. Государственная монополия в этой области, а еще больше – формалистский и мошеннический служебный аппарат привели к вялости, нечестности и контрабанде различного вида, что, по мнению специалистов, лишает российскую государственную казну нескольких сотен миллионов золотых рублей в год. Сначала мне не хотелось в это верить – точные цифры, разумеется, найти нелегко. Однако в связи с рядом обстоятельств из сферы торговли был обнаружен неоспоримый факт масштабной контрабанды, наносящей большой ущерб легальному импорту – здесь я вновь ссылаюсь на опыт наших соотечественников. Забавную зарисовку этой ситуации я увидел в одном институте, где была написана научная диссертация на экономическую тему: о контрабанде в Минской губернии, на границе с Западом.

Ввиду всех горьких впечатлений становится хорошо понятным высказывание, которым профессор экономики заключил один из наших разговоров: гонимый с такой силой капитализм, право собственности и прочее, что с ним связано, являются, однако, можно сказать, единственным путем научить народ порядочности; уважение к общественному достоянию немыслимо без длительной подготовки к уважению имущества других, своего имущества, того самого имущества, от которого и проистекает уважение к собственности других и к общему достоянию; русские еще этой школы не прошли.

* * *

Также и вне чисто экономической сферы в России возникает ощущение, что дело заключается в предоставлении индивидууму права на самоопределение, всецело на развитие под личной ответственностью, в противоположность коммунистическому «коллективизму».

Да и кто, собственно, может быть удовлетворен в духовном отношении в период господства коммунистических общественных доктрин? Я не учитываю небольшую правящую касту, хотя и там многие, как раз среди честно убежденных людей, чувствуют теперь разочарование и пессимизм – но мы не будем на этом останавливаться. Что же с остальным народом? Крестьянскую массу можно не брать в расчет, ведь она существует фактически вне большевизма; пока у нее нет желания более активно вмешиваться в вопросы, связанные с землей; впрочем, ее симпатии определяются, безусловно, в значительной мере налоговым прессом, как уже было сказано. Социал-коммунистические лозунги, которые еще задолго до революции были распространены среди крестьян – не с помощью прессы, а усилиями рабочих из крестьянской среды, – пролетарское «право на землю», непомерная прибыль эксплуататоров, лозунг «Возьми и поделись с другим» – все это крестьяне охотно слушали; но остальная теория имеет для них мало ценности, они хотят спокойствия и многое принимают не особенно близко к сердцу, вне зависимости от того, кто или что стоит во главе страны.

В городах вопрос в первую очередь касается работников физического труда. То небольшое их число, которое еще осталось, коммунистическая диктатура должна защищать особенно усердно, исходя как из своего учения, так и из чисто практических соображений. С экономической точки зрения этому слою, безусловно, живется не очень хорошо. Но, как метко выразился один из моих знакомых из Академии наук о штате работников этого института: в вопросах степени удовлетворенности необходимо учитывать человеческие инстинкты; если в материальном плане дела у этих людей обстоят не так хорошо, как раньше, – возможно, они едят меньше и более скудную пищу – то, однако, у них есть удовлетворенность в связи с тем, что мы, ученые, «господа», потеряли несравнимо больше. Для сравнения, работник физического труда в русском городе, несмотря ни на что, сильно повысил свой уровень. Если рабочий национализированного предприятия получает, к примеру, 70–75 % от своей довоенной зарплаты, считая в золоте, то у университетского преподавателя зарплата составляет 5 % от довоенной, и он вынужден бегать туда-сюда, как заведенный, чтобы раздобыть денег на самое скудное существование; прочие притесняемые интеллектуалы оказались в еще более жалких условиях, чем ученые; у меня есть сведения, показывающие совершенно возмутительную картину, и против голода несчастный «класс» может бороться, лишь продолжая продавать оставшуюся мебель, одежду и пр. Рабочий, пока его не лишили работы, принципиально больше защищен; кроме того, поддерживать в себе мужество ему помогает осознание того, что именно он, пролетарий, теперь является властителем общества.