«В Севастополь прибываем 13 или 14 февраля (точно не помню). Тут снова холодновато, зима еще далеко не кончилась. Весь наш экипаж временно поселяют в казармах Учебного отряда, и через пару недель, 26 февраля, черноморская перегонная команда приводит наш новый корабль — “Джулио Чезаре”, на который на следующий день переселяемся и мы…»

Рассмотренная нами информация из воспоминаний многолетнего председателя совета ветеранов линкора «Новороссийск», отставного капитана 1-го ранга Юрия Лепехова дает нам основание для более объективной оценки потенциальных возможностей той же английской контрразведки по вербовке моряков из состава экипажей кораблей, принимаемых в Англии в 1944 году, либо передаваемых той же Англии в 1949 году.

Опять-таки в развитие агентурно-диверсионной версии.

Быть может, это слишком прозаично, но для подрыва «Новороссийска» можно было обойтись без привлечения морских диверсантов.

Всякий раз при постановке корабля на бочку одновременно с бриделем на борт заводится телефонный кабель. Корабельная автоматическая телефонная станция — КАТС-100 на «Новороссийск» была установлена в ходе последнего ремонта осенью 1955 года, и была она рассчитана на 100 номеров, не считая вариантов коммутации. Кстати, ее установка производилась заводом полулегально, с грубым нарушением водонепроницаемой переборки, что стало причиной грандиозного скандала в процессе работы Правительственной комиссии. В число абонентов КАТС были включены все офицерские, часть мичманских кают, большая часть кубриков, все основные боевые посты. Часть телефонных абонентов через корабельную АТС (КАТС) могли иметь телефонную связь с абонентами на берегу. В стандартном, «стояночном» варианте «выход» в береговую, городскую телефонную сеть имел командир корабля, старший помощник, заместитель командира по политической части, представитель особого отдела и дежурный по кораблю. Как вариант, тот же командир БЧ-5 звонил в КАТС и требовал дать ему выход на городскую АТС. Грамотный телефонист мог без больших проблем «скоммутировать» с береговым абонентом большую часть офицерских кают.

В проводную КАТС подавалось 60 вольт постоянного тока. При вызове конкретного абонента КАТС на его аппарат подавалось 100 вольт. Некоторые абоненты корабельных КАТС имели «параллельные» телефоны, например боевые посты одной боевой части или смежные кубрики. Теперь представьте себе простенькую ситуацию. По приказанию своего непосредственного начальника, к примеру, старшины команды электриков слабого тока, заведующий КАТС производит на пульте коммутацию с каким-то ранее неизвестным, и прежде — резервным абонентом, к примеру № 95. При наборе этого номера на соответствующий номеру аппарат поступят 100 вольт. Если этот аппарат скоммутирован с реле, соединенным со взрывателем, рассчитанным на этот электрический сигнал, то, по истечении установленной на реле выдержки времени, произойдет взрыв. Помните фильмы о подрывниках периода войны, когда по приказанию старшего они начинали крутить рукоятку ручного электродвигателя, и с напряжением ждали взрыва заложенного где-то фугаса? Могут быть разные варианты. К примеру, на корабле, стоявшем на бочке, пропала телефонная связь с берегом. Дежурный по кораблю вызывает дежурного телефониста и требует восстановления связи. Для того, чтобы проверить срабатывание корабельной сети от берегового коммутатора, требовалось высадить телефониста на Госпитальный причал. Кстати, береговой пульт или телефонный коммутатор, обслуживающий корабли, стоящие на внутреннем рейде Севастополя, по сей день находится у стенки Госпитального причала. Для «удобства» (?) доступа и обслуживания его даже не поместили в защищенный, углубленный в землю «люк», как это традиционно практикуется по всему городу. Телефонист со своим переносным аппаратом высаживается на причал и выполняет свои привычные обязанности, открывает створки шкафа с телефонным коммутатором, подключается к ячейке, выделенной для корабля, и проверяет срабатывание сети. Завершающим этапом проверки служит «контрольный» звонок дежурному по кораблю и в КАТС — дежурному телефонисту.

С таким же успехом телефонист через дежурного телефониста КАТС или напрямую может «позвонить» по назначенному ему номеру — по тому же «95», который, по нашему «предположению», вызовет срабатывание реле, электрический импульс с которого пойдет на подрыв фугаса. Это при условии, что основной заряд был размещен на днище той же бензиновой цистерны, а контакты от взрывателя выведены, к примеру, в смежное с цистерной служебное помещение. Предположим, это кладовая ЗИП для телефонии, доступ в которую был ограничен моряками из отделения телефонистов. Кто бы сомневался в том, что телефонисты установят в этой «норе» стационарный телефонный аппарат с блоком коммутаций, позволявшим выйти не только в городскую телефонную сеть, но и произвести любые подключения, в том числе и в варианте, «смоделированном» нами.

Оставалась самая «малость» — иметь среди телефонистов моряка, готового бездумно и беспрекословно выполнить приказание своего начальника — того же старшины команды «слаботочников» ЭТД. А вот уже остальную «порочную» цепочку функционеров, связанных с вражеской агентурой, следовало домыслить.

Кому-то такой вариант подрыва корабля может показаться слишком сложным, а быть может — слишком простым (?).

Похоже, вы опять не удовлетворены вариантом приведения в действие фугаса, заложенного на линкоре? Хорошо, я готов несколько усложнить и разнообразить процесс.

К борту линкора, неделями и месяцами стоявшего на бочках, подавали мусорную баржу, в которую собирали бытовые, и, чего там греха таить, и технические отходы. С борта корабля на мусорную баржу вел так называемый мусорный рукав для сброса на баржу бытового мусора. Баржа эта, в зависимости от ситуации, принималась к борту в разных местах, чаще — к левому шкафуту, «с глаз долой» — подальше от парадного трапа и поближе к берегу.

По нескольку раз в день подходил грузовой баркас с бочками-«вонючками» для того, чтобы свезти на берег пищевые отходы. Не стоит забывать, что команда линкора составляла более 1500 человек. Каждый такой корабль имел свое подсобное хозяйство — свиней, коров. Традиционно для обеспечения всего этого процесса работ на подсобном хозяйстве выделялся опытный мичман с группой работящих матросов. И что за теми вонючими бочками и мешками с хлебом можно было протащить, а что и на барже оставить или установить (?) — одному Богу известно. Не нравится вам такой вонючий вариант решения «нашей» проблемы по диверсии на линкоре — сразу же переключимся на другой — не менее «пахучий», но более приемлемый для решения задачи по взрыву линкора.

Офицеры и мичмана, служившие на крейсерах, стоявших на бочках, отлично помнят о том, что основной «головной болью» главного боцмана и помощника командира была бесконечная подкраска бортов и надстроек. С этой целью у борта держали пару так называемых рабочих плотиков, с которых и происходила покраска. От боцманской команды выделялись три матроса. Один находился на плотике с «кандейкой», наполненной краской, и с шестом, на котором крепился валик, ну а в исследуемые нами времена — банальная кисть. Далее следовал вяло текущий и, по сути, бесконечный процесс. Два моряка, находясь на палубе корабля, с помощью тросиков перетягивали плотик, а матрос на плотике с унылым видом замазывал краской грязные пятна и ржавые потеки на борту корабля. Перед выходом корабля в море плотики буксировались в «затончики» рядом с Госпитальным или Угольным (в зависимости от места стоянки) причалом, и там они дожидались возвращения корабля. На эти плотики — латаные-перелатаные, помнившие еще боевые походы на прежних кораблях, не позарились бы даже современные бомжи — охотники за «металлом». Утонет от ветхости один плотик, ему тут же найдут замену. На шкиперском складе в те годы эти плотики стояли штабелями, и списывались десятками. С учетом постоянной занятости баркаса и близости берега (каких-то 100–150 метров), часто плотик совершал переход к причалу своим ходом, а затем молодой «боцманенок» переплывал к баркасу, стоявшему под выстрелом, и поднимался на борт корабля. Не было даже проблем с переодеванием — зачастую матрос на плотике в теплое время года находился в одних трусах.