– Я так и понял, что это своеобразная история шоу.

– Такая книга похожа на семейную библию, хотя твоя, – Энола слегка сдвинула журнал с места, – какая-то странная. Расходно-приходная книга – это ведь не личный дневник. У Тома, к примеру, никаких рисунков нет.

– Она очень старая. Тогда, полагаю, еще не знали, как их следует вести.

Сестра барабанила по столу двумя пальцами – мизинцем и указательным, а потом средним и безымянным. Эту привычку она унаследовала от отца.

– В любом случае эта книга – не для тебя. Посмотри, в каком она состоянии. Похоже, она пережила наводнение. Не удивлюсь, если именно наводнение стало причиной конца шоу, а книга не осталась в семье владельца.

– О чем ты? Поясни.

– Расходно-приходные книги передаются вместе с шоу. В них содержится ценная информация для внутреннего пользования, история шоу и все такое прочее. Если случился пожар или, скажем, наводнение, книгу могли бросить.

Сестра скривила губы, и я догадался, что не было произнесено вслух: либо владелец спасался бегством, либо он погиб.

– Она имеет отношение к нашей семье. В ней упоминается кое-кто из маминых предков.

– Странно, что она к тебе попала. Лучше верни ее тому, кто тебе ее послал… Знаю, ты не хочешь. А еще тебе следует забыть о доме и уехать отсюда. Этого ты тоже не хочешь.

Рука сестры резко дернулась. Этот жест означал то ли покорность судьбе, то ли угрозу.

– Не понимаю, зачем я с тобой разговариваю. Каждый раз наш разговор заканчивается тем, что ты меня отшиваешь. Пойду лучше к Дойлу. Сегодня нам надо сгонять на работу, а тебе, – остановившись посреди коридора, добавила сестра, – надо поговорить с Алисой.

Дойл сидел на ее кровати, скрестив ноги, и медитировал. Щупальца на его шее шевелились с каждым вдохом и выдохом. Энола позвала его по имени. Дойл открыл глаза.

– Привет, Маленькая Птичка! Я слышал, как вы разговариваете, – втянув шею в плечи, произнес он. – Вам надо больше разговаривать. Когда люди общаются, это хорошо, в особенности если это брат и сестра.

Произнесено это было так, словно парень изрек невероятно глубокую мысль.

– Да, конечно… – согласилась Энола. – Том хочет, чтобы мы приехали. Надо собираться.

– Хорошо. Посмотрим, какова там, на новом месте, ситуация с работой, – растягивая слова, произнес Дойл.

Особенно протяжно прозвучало слово «ситуация». Мужчина потянулся и принял позу человека, готового ринуться в бой.

– Мы должны поговорить с Томом о твоем брате?

Энола кивнула.

– А мне кое с чем надо разобраться. Не бойтесь, со мной все будет в порядке, – сказал я.

То, что архив Сандерса-Бичера заинтересовался моими рекомендациями, – хороший знак, а работа с Фрэнком, пусть даже по выходным, станет мне подспорьем, если, конечно, Алиса меня простит.

– Как хочешь, – сказала сестра.

Наблюдая за Энолой и Дойлом, я только сейчас осознал, какая же спальня моей сестры крошечная. Энола порылась под кроватью. Одна кожа да кости, выпирающие из-под джинсов, поверх которых сестра зачем-то натянула грязную плиссированную юбку. Никогда не понимал женщин, которые одновременно надевают юбку и штаны. Энола сунула ногу в туфлю и принялась яростно заталкивать ее поверх скомканного заднего ремешка. Я уставился на ее вторую, босую ногу. Ее пальцы на ногах слегка загибались вверх. Привычка эта выработалась вследствие того, что Энола хотела скрыть незначительный дефект – между пальцами ее ног образовались небольшие складки.

– Когда вы вернетесь?

– Не знаю. Можешь поехать с нами, если хочешь прошвырнуться. – Оглядевшись, сестра воскликнула: – Блин! Не понимаю, как ты можешь жить в этом доме! – Энола указала Дойлу на глубокую выбоину в стене. – Это моя работа.

Она начала ковырять стену сразу же после смерти отца.

– Правда?

Парень наморщил лоб, а вместе с кожей сморщились татуировки на его скальпе.

– Я любила ковыряться в чем-то твердом, – сказала Энола. – Когда я сильно сердилась, то ковыряла стену четвертаком.

Я не стал мешать сестре врать. Когда-то она любила есть штукатурку. Придя домой поздно вечером, я обнаруживал Энолу сидящей возле стены. Девочка терла мизинцем стену, а потом облизывала его.

Жилось нам несладко, впрочем, по-другому и быть не могло.

– Хочешь, мы привезем тебе пончиков? – спросила Энола, когда мы вернулись в гостиную.

– Откуда?

– С карнавала. Когда-то они тебе очень нравились… Лучше бы ты поехал с нами. Если сегодняшний день пройдет без напряга и Джордж заскучает, он поделится с нами своей травкой. У толстяка хорошая трава. Хочешь?

– Нет, спасибо.

– Как хочешь. Приезжай, если передумаешь.

Энола, уперев ногу в стену, со всей силы потянула дверь на себя. Та распахнулась.

– Думаешь, Том согласится поговорить со мной о его книге? – спросил я.

Дойл обнял мою сестру за талию. Возможно, это всего лишь игра света, но мне показалось, что Энола настолько исхудала, что скоро совсем испарится. Вид у нее был явно нездоровый.

– Перестань возиться с этой книгой, – заявила сестра. – Я понимаю, тебе кажется, будто бы во всем этом что-то есть, но я думаю, что во всем виновата тоска. У нас довольно тоскливая жизнь. Мама жила безрадостно. Как по мне, этого вполне достаточно.

Сестра вышла из комнаты. Дойл оглянулся и поспешил за Энолой. Секунду мне казалось, что он хотел что-то сказать мне на прощание, но вместо этого положил руку ей на бедро, и они ушли.

Когда машина отъезжала, он высунулся из окна и крикнул:

– Приятель! Приезжай.

…До моего письменного стола осталось не более двух шагов, когда раздался резкий треск. Лодыжка левой ноги подвернулась, а колено согнулось. Блин! Блин! Блин! Падая, я кричал. Пол провалился подо мной, и часть левой ноги угодила в зияющий пролом. Я упал на спину, стукнувшись головой о доски пола. В голове промелькнуло воспоминание: мама целует мою шишку, которую я набил, ударившись об угол кофейного столика.

Я упал достаточно близко к креслу, чтобы, упершись в него плечами, перенести на них тяжесть своего тела. Я очень медленно вытащил ногу из ловушки. Мне показалось, что лодыжка уже начинает распухать, а ступня неестественно вывернута. Кровь. В воздухе, не оседая, висело облако поднявшейся при моем падении пыли. Повсюду, словно опавшие листья, были разбросаны мои бумаги, слетевшие со стола.

Я могу просто полежать, хотя бы немножко? Я посмотрел на дыру в полу. Большая. Чертовски большая, если на то пошло. Меня насторожил тихий звук, доносившийся из-под пола. Неужели песок двигается? Не может этого быть! Там вообще не должно быть песка. Прилегши на пол, я заглянул в пролом. Нет, определенно, это не песок. Я сунул голову во тьму пролома, хотя полной тьмой это все же не было. Немного света сюда просачивалось.