Себастьян — Джон Гудман, утративший осанистость — был одет в джинсы и белую майку. Он сутулился. Может, у него неладно со спиной? Голова торчит как будто из грудной клетки.

Когда Кевин вошел и Себастьян закрыл за ним дверь, Кевин увидел, что с внутренней стороны двери, у глазка, тоже имеется наклейка — со словом УТИ. Себастьян запер дверь, и стало темно, если не считать мерцавшего в комнате компьютерного экрана.

Сухой, металлический запах: пыль, электричество, озон и сигаретный дым. Такой же запах стоял в угрозыске — в архиве и Салоне.

Себастьян ушел в комнату; Кевин задержался в прихожей. Отсюда было видно всю квартиру. Налево — кухонька с маленьким холодильником, разделочный стол завален газетами и DVD-дисками, направо — туалет без двери; Кевин успел заметить ворох одежды на унитазе, еще несколько связок газет и неопознаваемый спуток каких-то проводов.

Штабели картонных коробок, бумажных пакетов, стопки книг, комиксов, дисков с фильмами и видеоиграми, вороха грязной одежды доходили до пояса, а то и чуть не до потолка.

Кевин увидел множество компьютерных деталей, несколько мониторов, клавиатур и старых жестких дисков, ящик с виниловыми пластинками, старый проигрыватель, пишущую машинку и коробки, куда были ссыпаны модели военных кораблей и танков. С потолка свисала модель “юнкерса”, на стене помещались самурайский меч и реплика израильского “узи”. Комната производила впечатление не убираемого много лет чердака, места, куда человек сгружает то, с чем ему не хватает духу расстаться.

Были здесь еще киноафиши, в основном представлявшие японскую мангу, но Кевин заметил и несколько постеров с хентаи, рисованной порнографией.

Значит, они оба интересуются кино, хотя в случае Себастьяна речь исключительно о фильмах рисованных и японских.

В комнате была расчищена дорожка, ведущая к компьютеру, перед которым лежал матрас; Кевину она напомнила проход в церковном зале, ведущий к алтарю. Компьютер стоял перед единственным в этой комнате окном с опущенными жалюзи; на подоконнике выстроились безделушки — фарфоровые куколки и чучело сокола.

Чтобы освободить место, Себастьян сдвинул пару ящиков. Принес табуретку, поставил. Себастьян и смотрел на Кевина, и не смотрел. Когда он усаживался на матрас, взгляд был направлен на что-то еще.

— Я, конечно, могу помочь тебе с компьютером, но все-таки: почему ты пришел ко мне? С чего Вера так встревожилась?

С того, что ее сын больше не называет ее мамой, подумал Кевин, но что ответить — не сообразил.

Они две птицы, которые разлетелись в разные стороны.

— Извини. Не знаю, что сказать, — признался Кевин. — Мы так давно не виделись, а на похоронах поговорить не успели. Да, Вера просила меня заехать к тебе, но я и сам собирался. Несколько раз.

— Но так и не заехал?

— Я иногда вспоминал о тебе. Думал, какой ты теперь.

Себастьян устало взглянул на него.

— Я такой же, каким был в двадцать лет. Провинциал, который перебрался в Стокгольм, чтобы учиться.

Как и отец Кевина, Вера и ее муж были уроженцами маленького городка в Онгерманланде. Себастьян вырос там и перебрался в Стокгольм, а примерно через пару лет в столицу переехали и его родители. По официальной версии Вера переехала потому, что отец Кевина нашел ей место в стокгольмской полиции, но все это были пустые разговоры: Вера вполне могла сама найти себе место.

— Я скучаю по тем летним месяцам в Онгерманланде, — сказал Кевин. — Мы снимали там домик…

— Скучаешь по Онгерманланду? — Себастьян усмехнулся. — Ты представления не имеешь… — Он достал сигареты, одну сунул в рот, другую протянул Кевину. — Давай я посмотрю, что с компьютером.

Кевин взял сигарету и положил ноут на матрас.

— О чем я не имею представления? — спросил он, пока Себастьян подключал ноутбук к розетке и поднимал крышку.

Себастьян включил компьютер, и теперь его внимание было направлено на экран.

— Как люди выживают в какой-нибудь дыре? — спросил он, быстро щелкая клавишами. — Героин, алкоголь, нездоровая любовь к моментальным лотереям. И устремления у них попроще. Они мечтают построить новую веранду, устроить зимний сад, провести отпуск на Самуе. — Голос был равнодушным, но Себастьян явно презирал то, о чем говорил. — Мне пришлось уехать оттуда. Иначе я бы сдох.

Кевин закурил. Себастьян потянулся за пластмассовой банкой, достал из нее флешку, вставил в ноутбук. Экран он развернул к себе, и Кевин не видел, что он делает. Наверное, устанавливает какую-нибудь программу.

— Когда поезд уходит, остаются дураки. — Себастьян сунул незажженную сигарету в рот. — Больные, ленивые или вялые. Строят баню, покупают новую машину, а потом насилуют подружку или дочь. Зависают на порносайтах, создают себе искусственную реальность, которую питают сетевыми приложениями к вечерним газетам. Изнасилования происходят в провинции. Зло обитает в провинции. При виде такого ботана, как я, у всяких психопатов и любителей кататься на снегоходах просто руки чесались.

Надо же, подумал Кевин. Он ожидал увидеть Себастьяна молчаливым и осторожным — именно такой Себастьян открыл ему дверь.

— Мне хотелось творческую работу, — продолжал Себастьян — он наконец зажег сигарету. — Я любил рисовать. Может, помнишь?

Кевин кивнул. В детстве на него производили впечатление и картины Себастьяна, и его комиксы.

— Найти такую работу в провинциальной дыре не так-то легко. — Себастьян вытащил флешку. — Я одно время занимался в местном центре живописи, свел знакомство с тамошними художниками постарше и быстро понял, что бо́льшая часть так называемых творческих людей — бездельники, каких поискать. Все рассказывают, что они создадут и что создали, но, если посмотреть их работы за последние несколько лет… да вменяемый человек такое за неделю сделает. Иногда я понимаю, почему биржевики презирают художников. Они по шестнадцать часов в день горбатятся, как можно разумнее размещают и инвестируют большие суммы, прилагают всю свою фантазию и творческие способности, чтобы получить максимальную прибыль, — а эти чудики только пьянствуют и жалуются, что у них нет вдохновения. — Он убрал флешку в банку и подключил ноутбук к собственному компьютеру. — Нет, художники и писатели — бездельники, каких свет не видел. Я думаю, они поэтому и стали художниками и писателями. Есть у тебя какая-нибудь идея — и хватит, а отчета с тебя никто не спросит. Ну их к черту.

Кевин предположил, что Себастьян говорит о своих рассыпавшихся в прах мечтах стать художником и о собственных недостатках.

— А ты что? Перестал рисовать?

— Да. Не захотел становиться, как они.

И переехал сюда, подумал Кевин. Выучился на программиста, кончил курс креативного программирования. Работы не нашел или не захотел искать.

— Ты где-нибудь работал после университета?

Себастьян фыркнул и затушил сигарету в блюдце с объедками.