В гостиной было очень тепло, а воздух – влажный. Я встал и потрогал батареи – чуть не обжегся. Из-за двери доносился голос женщины, монотонный, похожий на жужжание пчелы в банке.

Когда женщина вернулась в гостиную минут через десять или около того, я заметил, что она переоделась – на ней был светлый шерстяной свитер и вельветовые брюки. Старик в кресле, худой и горбатый, был очень древним, я бы мог поклясться, что ему больше ста лет. Несмотря на жару в гостиной, на нем был тяжелый длинный, до щиколоток, халат, из-под халата выглядывали кальсоны того же цвета. Череп облепили длинные, абсолютно седые и нечесаные пряди волос. При ярком свете его кожа напоминала древний пергамент, глубоко посаженные глаза смотрели в пустоту.

– Теперь у нас все хорошо, правда, папа? – спросила женщина и пробежала пальцами по волосам старика. – Может, предложим нашему гостю бокал вина, как ты считаешь?

Я сказал, что не стоит беспокоиться, но она поспешила в кухню, оставив меня наедине с Лукасом Дюшаном. Я поводил ладонью вверх-вниз у него перед лицом, но он, как мне показалось, этого не заметил, его глаза не следили за моими движениями. Щеки у него были покрыты темными пятнами, а все лицо изрезано глубокими морщинами. Женщина принесла из кухни серебряный поднос с графином с красным вином и двумя бокалами. Она поставила поднос на стол, разлила вино по бокалам и, не ожидая меня, пригубила из своего.

– Не останетесь у нас на ланч, доктор Кобб? Я приготовила андуйеты, папины любимые.

Я сказал, что не голоден.

– Я тоже не голодна, а вот папа наверняка проголодался. Мы можем поговорить, пока я его кормлю.

Я пригубил вино и снова стал ждать, наблюдая за Лукасом Дюшаном, который все так же неподвижно сидел в своем черном кресле-каталке.

Женщина накрыла на стол, ее движения были размашистыми, словно она совершала давно сложившийся ритуал, и принесла из кухни сосиски с картошкой.

Она кормила своего отчима и после каждого кусочка вытирала ему рот кухонным полотенцем. Я молчал и ждал, когда она снова заговорит.

– Он был лучшим отцом на свете. Когда мы сестрой были маленькими, он никогда нас не наказывал, никогда, ни при каких обстоятельствах. Я наняла сиделку, она приходит два раза в неделю, но мне нравится за ним ухаживать, мне это не в тягость.

Она отпила из своего бокала, промокнула губы и внимательно на меня посмотрела.

– А теперь, доктор Кобб, пожалуйста, расскажите, как вы узнали об Абрахаме и Джошуа и откуда вам столько известно об их прошлом?

– Я психиатр, мисс Майлло, и Джош был одним из моих пациентов. Он рассказал мне о том периоде времени, когда они в середине семидесятых жили в Париже. После его смерти ко мне попал дневник Абрахама Хэйла.

– Вы сказали, что у вас ко мне личное послание от Джошуа. Что это за послание?

Я постарался как можно короче рассказать все, что знал о Джоше и Абрахаме. Она слушала внимательно и не перебивала. Под конец я упомянул, что перед поездкой в Лион встречался в Париже с Клодетт Морэл.

– Я слышала от наших общих знакомых, что она не совсем в себе последние годы, – сказала мисс Майлло. – На вашем месте я бы относилась ко всему, что она говорит, с большой долей иронии.

– Она сказала мне, что вы в те времена были лучшими подругами и вместе снимали квартиру.

– Ну я бы так не сказала. Да, мы дружили и снимали вместе квартиру, но…

– Еще она рассказала, как вы попросили ее пойти вместе с вами в отель, где Симона собиралась встретиться с Джошуа. Это было в ту ночь, когда пропала ваша сестра.

Мисс Майлло закончила кормить отчима и убрала со стола. Из кухни она вернулась с пепельницей и пачкой сигарет.

– Я плохо помню детали того вечера, доктор Кобб, это было так давно. И какое это теперь имеет значение? Что просил передать Джошуа? Простите, но у меня не так много времени. Я понимаю, вы проделали большой путь…

– Сначала, мисс Майлло, позвольте мне кое о чем вас спросить. Вы не думаете, что Джош, или Абрахам, или они оба могли быть причастны к исчезновению вашей сестры?

– Что, простите? Нет, я так не думаю. А почему вы спрашиваете?

Я достал из кармана золотой медальон, который прислал мне Джош, и положил его на стол перед мисс Майлло.

– Джош просил передать вам это.

Она взглянула на медальон, но даже не прикоснулась к нему.

– Не представляю, почему он вас об этом попросил, но все равно спасибо, мистер Кобб. Я сохраню его. Есть что-нибудь еще, что вы хотели бы мне сказать?

– Что произошло в ту ночь, мисс Майлло? Вы ведь были там, в соседнем номере. Что случилось с вашей сестрой, после того как Клодетт ушла из отеля?

Она вдавила окурок в пепельницу и посмотрела мне в глаза.

– Я не думаю, что это каким-то образом вас касается, мистер Кобб. Не знаю, что именно вам рассказала Клодетт, и не думаю, что это имеет какое-то значение. А теперь…

– Но вы точно знаете, что там произошло, не так ли?

Она встала и откатила отчима к камину. Лукас сидел с закрытыми глазами, можно было подумать, что он спит. Майлло снова села за стол и прикурила вторую сигарету.

– Вы намекаете, что я имею какое-то отношение к исчезновению сестры?

– Я ни на что не намекаю. Я уверен.

– А я думаю, вы хотите, чтобы я подтвердила фантазии, которыми поделился с вами Джошуа. Но я не могу и не стану этого делать. Думаю, вам лучше уйти. В конце концов, я не знаю, кто вы такой, зачем вы сюда явились и чего вы от меня хотите. Если вы немедленно не уйдете, я вызову полицию.

Я решил, что пришла пора вытащить из рукава припасенный туз.

– Мисс Майлло, вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Перрин, Николас Перрин? Это имя вам о чем-нибудь говорит?

Лицо у нее покраснело, мне даже на секунду показалось, что ее вот-вот хватит удар. Руки у нее затряслись, она чуть не выронила сигарету. Я услышал, как у Лукаса Дюшана забулькало в глотке, как будто он силился что-то сказать, но слова тонули, не добравшись до губ. Теперь глаза его были широко открыты, он смотрел прямо на меня.

Майлло постаралась взять себя в руки, бросила взгляд на отчима и предложила:

– Не желаете подышать свежим воздухом? В саду есть одно симпатичное место, мы могли бы там поговорить.

Мы встали из-за стола и спустились в холл. Майлло накинула на плечи плащ и поменяла шлепанцы на боты. Потом она провела меня по мощеной дорожке вокруг особняка и вывела к теплице. Мы зашли внутрь. Там было полно всякого хлама: старая одежда, садовые инструменты, треснувшие керамические горшки, пустые бутылки, садовые лейки. Но у входа стоял складной стол и четыре стула.

Пахло сыростью, в воздухе повисла пыль. Непонятно откуда взявшаяся черно-белая кошка начала тереться о ноги Майлло. Майлло наклонилась и почесала ее под подбородком, потом огляделась и нашла кружку под пепельницу.