Мы сели, и она прикурила сигарету.

– А теперь расскажите, от кого вы узнали имя, которое только что мне назвали?

– Да, но прежде я бы хотел, чтобы вы узнали кое-что о Джоше. Он так и не узнал правду о той ночи и до конца жизни подозревал себя в совершении убийства. Чувство вины пожирало его изнутри. Когда ваша подруга Клодетт несколько месяцев назад послала ему письмо с обвинениями в причастности к исчезновению вашей сестры, он в последний раз попытался добраться до правды. Он нанял меня, чтобы я ему в этом помог, но я ничего не смог сделать. Для него с годами вопрос о том, что же в действительности произошло в ту ночь, трансформировался в вопрос о том, что могло бы произойти и на что он был бы способен при определенных обстоятельствах.

Майлло пожала плечами:

– Предполагается, что я должна испытывать чувство вины по этому поводу? Откуда, скажите на милость, я могла знать обо всем этом? Не знаю, что Джош наговорил вам о нас, но правда заключается в том, что мы едва знали друг друга. Для меня он был милым симпатичным молодым человеком, который ухаживал за моей сестрой. Когда произошла трагедия, он уехал из страны. Вот и все, больше я о нем не слышала.

Сквозь стекла в теплицу просачивался тусклый солнечный свет, ее лицо, окруженное маленькими облачками дыма, было похоже на лицо призрака.

– Знаете, мисс Майлло, я постоянно думал о Джоше, пытался понять, по какой причине он мог причинить вред вашей сестре. Какие у него могли быть мотивы? Я изучил его прошлое, его характер. Чего я не понимал до вчерашнего дня, так это то, что вся эта история не о нем, она о вас, о вашей сестре и вашем отце. О Дюшанах. В реальной истории Джош и Абрахам были второстепенными персонажами и не имели никакого отношения к тому, что происходило в глубине сцены. Во всяком случае, для вас главным героем был ваш отчим. А теперь мы подошли к имени, о котором я упомянул. Николас Перрин.

Майлло слушала меня очень внимательно. Я представил, как она сидит здесь год за годом, десятилетия за десятилетиями, окруженная своими тайнами, и слышит только завывание ветра.

– После войны, – продолжил я, – вашего отца считали героем. Он был одним из немногих участников Сопротивления, которым удалось вырваться из когтей гестапо. Его пытали не одну неделю, но он не предал своих товарищей. Во всяком случае, такова была официальная история.

В конце пятидесятых власти Франции начали разыскивать Клауса Барбье, бывшего начальника гестапо в Лионе. Наконец в семьдесят первом году его опознали где-то в Перу, он скрывался там под именем Клаус Альтманн. Случился скандал. Американские секретные службы подозревались в том, что они помогли ему избежать экстрадиции в обмен на информацию о сети «спящих» советских агентов во Франции. Барбье тут же сбежал в Боливию и снова ускользнул от наказания.

При этих обстоятельствах все истории, связанные с Клаусом Барбье, снова всплыли на поверхность. В паре влиятельных газет напечатали статьи на эту тему, имя вашего отца постоянно упоминалось по телевизору и по радио. Если бы Барбье экстрадировали во Францию, на суде ваш отчим стал бы одним из ключевых свидетелей, потому что Барбье лично дважды его допрашивал.

Одним словом, Барбье все-таки экстрадировали в восемьдесят третьем и приговорили к пожизненному заключению. Он умер в тюрьме в девяносто первом. Но ваш отец так и не выступил в суде. Почему?

Майлло вдавила сигарету в пепельницу, встала и расправила плечи.

– Чего вы от меня хотите? – Голос ее стал агрессивным. – И почему вас это волнует?

– Я здесь, потому что просто хочу узнать, что в действительности произошло с вашей сестрой, и потому что эта история нуждается в финале. Теперь я уверен в том, что ни Джош, ни Абрахам, невзирая на их непростое прошлое, не имели отношения к тому, что произошло в ту ночь. Был ваш отец героем, который прошел через пытки, но отказался предать своих товарищей, или он был предателем, как заявил Перрин, увидев его имя в газетах, – все это меня не касается.

– Перрин был сумасшедшим лжецом и трусом! – подавшись ко мне, громко сказала Майлло. Она хлопнула ладонями по столу, и в воздух поднялись облачка пыли. – Прежде чем приехать сюда, он шантажировал моего отца. Кстати, он сидел в тюрьме, вы знали об этом? Сбил человека и скрылся с места происшествия. Он был старым, отчаявшимся параноиком. После того как мой отец отказался с ним разговаривать, он передал свою историю газетчикам, но ему никто не поверил.

– Возможно, но власти сочли ее достаточно правдоподобной и, стараясь не привлекать внимание прессы, провели расследование. Результаты расследования допускают двоякое толкование. Перрин тоже был участником Сопротивления, и он был арестован вскоре после ареста вашего отчима. На допросе он сказал, что его предал Лукас Дюшан. По совпадению или нет, но вскоре после поимки вашего отчима были арестованы девять членов местной ячейки Сопротивления. И всех, кроме Перрина, казнили.

– Ложь…

– В итоге власти решили прекратить расследование, его могли использовать в своих целях защитники Барбье и крайне правые ревизионисты. Перрин умер от сердечного приступа в семьдесят восьмом, и дело похоронили вместе с ним.

Майлло, не отрываясь, смотрела мне в глаза, челюсти ее двигались, как будто она жвачку жевала.

– Что вы за человек? – прошипела она. – Вы хоть представляете, что они с ним делали? Он мне рассказывал. Резали, вырывали ногти! Правда это или нет, мне плевать на заявления этого психа! Тогда никто уже не задумывался о том, что действительно происходило во время войны. Велись бесконечные дискуссии, кто с кем как поступил, кто был героем, кто коллаборационистом и почему. Стало модно переписывать историю, сидя в кресле с трубкой во рту, и винить наших отцов, хороших и плохих людей, всех.

– Вы неправильно меня поняли, я не сужу вашего отчима.

Майлло, казалось, меня не слышала.

– Хорошо, допустим, он не выдержал пыток и сделал то, что сделал бы любой. Но кто вы такой, чтобы подвергать сомнению его честность? Вы знаете, что такое настоящие пытки? Вы испытали на себе хоть малую толику того, через что ему пришлось пройти? Сомневаюсь, мистер Кобб! Но я точно знаю, что он нас спас, он был нашим ангелом-хранителем.

– И поэтому вы сделали то, что сделали, Симона? Вы пытались его защитить?

Майлло часто-часто заморгала, губы у нее скривились.

Она опустилась на стул и спросила:

– Почему вы меня назвали этим именем?

– Потому что вы не Лаура, а Симона. Не так ли? Больше других меня волновал вопрос, почему Лукас Дюшан не стал предпринимать никаких усилий, чтобы добыть больше информации об исчезновении своей дочери? Если ее похитили, она могла быть еще жива и ждала помощи. Но спустя всего два дня, когда никто не знал, что же именно с ней случилось, Лаура покидает страну и уезжает в швейцарскую клинику. У вашего отчима были деньги и власть, были связи и адвокат. Он знал, как надавить на полицию. В то же время, стоило ему захотеть, он мог проследить за этими ребятами до самой Аляски. Но нет, он ничего не стал предпринимать. Я очень внимательно изучил материалы дела, Симона. Честно скажу, полиция не очень-то старалась раскрыть это дело. И тогда я нашел единственный возможный в этой ситуации ответ на свой вопрос. Лукас Дюшан не стал ничего предпринимать, потому что хотел защитить кого-то. На кону была его репутация и свобода? Свобода Лауры? Она отказалась ему подчиняться и никогда не была его любимицей. Если бы Лаура причинила вред Симоне, Лукас Дюшан и палец о палец не ударил бы, чтобы спасти ее от наказания. Кстати, вы не узнали медальон. Это подарок Джоша вашей сестре.