хватало глаз — теперь простиралась прибрежная равнина. Старик заметно расслабился: недаром он вернул дробовик на подставку и перестал оглядываться. Шумно выдохнув, Старик откинулся на спинку своего кресла, а федору положил на сиденье между нами. Вскоре, когда рельсы снова ушли в сторону и пропали из виду, мы набрали привычную скорость и вернулись к обычному ритму, который сам по себе успокаивал. Но сильнее всего утешала федора, спокойно лежащая между нами.

Пару миль мы ехали в тишине, наблюдая за тем, как темная равнина сменяется хлопковыми полями, тянущимися до самого горизонта. Среди полей я различил согбенные спины сборщиков урожая, таскавших за собой огромные мешки с хлопком. Несколько работников, трудившихся у дороги, даже успели вскинуть голову и полюбоваться на жирафов, когда мы проезжали мимо.

Видок у старика по-прежнему был незавидный: засохшая кровь на рубашке, покрытая корочкой рана на виске. Он заметил впереди, у грунтовки, идущей вбок от шоссе, продуктовый магазин и галантерею и велел мне остановиться. Обогнув фермера, который ехал на шаткой повозке, запряженной мулом, я затормозил неподалеку от входа.

Старик проворно выскочил и распахнул дверцу загончика Красавицы. Она до того устала, что даже не пыталась отбиться, когда он осмелился коснуться ее заново забинтованной ноги.

— Дай им воды, — велел он, помрачнев, а потом захлопнул дверцу и поспешил в магазин.

Вернулся он в новой рубашке, с обработанной раной на голове и мешком лука в руках — взамен того, которым ударил водителя циркового фургона.

— Я позвонил в Литл-Рок, — сообщил он, когда мы снова уселись в кабину тягача. — Заночуем в их крохотном зоопарке. — Немного помолчав, добавил: — Я ведь не забыл, что тебе обещал перед поездкой в Мемфис, малец. Но планы изменились. Позже мы все обсудим.

Моя рука потянулась было к карману, чтобы прикоснуться к золотой монетке ради успокоения. Но, покосившись на Старика, я решил не рисковать и нажал на газ.

Следующие несколько часов Старик молчал, погрузившись в размышления, а я с тревогой пытался угадать его мысли. Стоял октябрь, но воздух был до того жаркий и влажный, что легко можно было подумать, будто на дворе знойный август. Но жирафам, судя по всему, все нравилось: они ни разу не всунули головы в вагончик с самого мемфисского моста.

Солнце стало клониться к закату, а извилистая дорога в обрамлении сосен с каждым мигом приближала нас к Литл-Року. Этот маленький городок мало чем отличался от других таких же, и все было спокойно и привычно… пока нам не попался большой самодельный плакат с надписью:

НИГГЕР, БОЙСЯ ЗАКАТА!

Во время путешествия по железной дороге я уже слышал о «закатных городах», где расставлены таблички, предупреждающие «цветных» путников о том, что с наступлением темноты им лучше убраться отсюда. И теперь вот увидел это наяву. Я так засмотрелся на табличку, что чуть не влетел в машину, попавшую в аварию ярдах в двадцати от нас.

На обочине стоял проржавевший «форд-модел-а» с надписью «ПЕКАН НА ПРОДАЖУ», небрежно выведенной сбоку. После столкновения машину наполовину развернуло, из радиатора сочилась какая-то розовая жидкость, а в решетке застряла мертвая оленья голова с ветвистыми рогами.

Я успел вывернуть руль и ушел от столкновения с самим фургоном, но вот оленье туловище попало под колеса. Кровь, звериные внутренности, орехи — все это тут же оказалось на асфальте. Под колесами у нас захрустела скорлупа и зачавкала плоть, а на обочине появился негр в соломенной шляпе и бросился к деревьям.

Мы со Стариком одновременно оглянулись. Я смотрел на олений труп, который мы переехали. А Старик — на деревья.

— Останови, — велел он.

Я подумал, что он хочет проверить наш передний бампер. Но нет: он вышел, направился к деревьям и выкрикнул что-то — я толком даже не расслышал что. Должно быть, ответа не последовало, потому что Старик опять выкрикнул что-то, показав в сторону Литл-Рока, потом на плакат, а после на закатное солнце. А затем водитель пеканового фургона вышел из-за деревьев с соломенной шляпой в руке. Они перебросились парой слов, после чего пекан-щик пошел следом за Стариком к нашему вагончику, опасливо поглядывая то на дорогу, то на две жирафьи головы, раскачивающиеся из стороны в сторону и пристально глядящие на него. Но когда Старик распахнул дверь и кивнул на место между мной и им, пеканщик только головой замотал:

— Нет, сэр.

Старик пытался его урезонить, но чернокожий мужчина только качал головой, опустив взгляд:

— Нет, сэр. Нет, сэр.

И только когда послышался шум подъезжающей машины, ситуация изменилась: пеканщик стрелой помчался к деревьям.

Автомобиль проехал мимо. А Старик, сам не свой от злости, вытащил один из резервуаров с водой, стоявших между кабиной и прицепом, и поставил себе в ноги. Потом позвал пеканщика и указал на освободившееся местечко.

Пеканщик опасливо выглянул из-за деревьев. Сдвинув на затылок шляпу, он подбежал к своему изуродованному фургону, схватил столько бугристых мешочков с орехами, сколько мог унести, а потом побежал к нам и, прижимая к себе свой груз, уселся туда, где раньше стоял резервуар с водой.

Старик тоже втиснулся в кабину, обхватив ногами большой железный резервуар, а я нажал на газ, и мы продолжили путь. Я нет-нет да и поглядывал на пеканщика в зеркало заднего вида. Красавица так и норовила подцепить языком его соломенную шляпу, и бедняге приходилось то и дело уворачиваться от нее да извиваться, но потом к нам приблизилась чья-то машина, и пеканщик надвинул шляпу на глаза — как можно ниже.

Мы въехали в крошечный городок, и лоб у меня взмок в два счета. За свою юность мне не раз приходилось испытывать страх, вот только совсем не такой, как теперь. Едва ли нам удалось бы остаться незамеченными с парой жирафов в прицепе, а если уж в этом треклятом городишке хоть кто-нибудь заметит пеканщика, мы горько за это поплатимся. Солнце еще не село, но времени оставалось мало. И когда Старик взял дробовик и положил себе на колени, мне стало только тревожнее.

Центр города состоял буквально из четырех улочек и был немногим шире, чем само шоссе. И пока мы медленно его пересекали, горстка зевак — белых, что вовсе не удивительно, — высыпала из окрестных магазинчиков, чтобы поглазеть на нас.

Я оглянулся, выискивая взглядом пеканщика. Но его и след простыл.

— Стой! — громко крикнул Старик, и я ударил по тормозам.

Румяный здоровяк в поношенной темно-коричневой военной форме и с потертой кобурой на поясе встал у нас на пути, вскинув руку. Оглядев