– Обойдемся без драматизма, – сказала К’мелл. – Пищи будет достаточно.

– Минуточку, – вмешался О’йкасус. – Если вы подаете фирменные блюда, я бы хотел два свежих ананаса, двести пятьдесят граммов свежего тертого кокоса и сто граммов живых личинок насекомых.

Человек-медведь замешкался.

– Я предлагал все это госпоже кошке, которая прислуживает сильным мира сего, а не тебе, обезьяна. Но если госпожа пожелает, я пошлю за этими вещами. – Он дождался кивка К’мелл и нажал кнопку вызова низкосортного робота. Затем повернулся к Роду Макбану и спросил: – А чего желаете вы, господин кот?

Прежде чем Род успел ответить, К’мелл сказала:

– Он хочет два стейка из парусника, картофель фри, уолдорфский салат, порцию мороженого и большой стакан апельсинового сока.

Человек-медведь содрогнулся.

– Я работаю здесь много лет, но это самый ужасный обед, что я когда-либо заказывал для кошки. Думаю, я сам его попробую.

К’мелл лучезарно улыбнулась.

– А мне достаточно того, что выставлено на витрине. Я не привередливая.

Человек-медведь было запротестовал, однако она остановила его изящным, но твердым взмахом руки. Он сдался.

Они сели за столик.

О’гентур/О’йкасус ждал своего смешанного обезьянье-птичьего обеда. Род увидел старого робота в доисторическом смокинге, который задал человеку-медведю какой-то вопрос, оставил один поднос у двери, а другой принес Роду и снял накрахмаленную салфетку. Это был самый чудесный обед, что доводилось пробовать Роду Макбану. Даже на государственном приеме севстралийцы не угощали своих гостей такими блюдами.

Когда они заканчивали есть, медведь-кассир подошел к столику и спросил:

– Ваше имя, госпожа кошка? Я пришлю счет за этот обед правительству.

– К’мелл, подчиненная лорда Жестокость, главы Инструментария.

Волосы на лице человека-медведя были удалены, и все увидели, как он побледнел.

– К’мелл, – прошептал он. – К’мелл! Простите меня, госпожа. Я никогда вас не встречал. Вы благословили это место своим присутствием. Вы благословили мою жизнь. Вы друг всех недолюдей. Ступайте с миром.

К’мелл одарила его поклоном и улыбкой, какой правящая императрица может одарить действительного лорда Инструментария. Она хотела взять О’гентура на руки, но тот прошмыгнул вперед. Род был озадачен. Когда человек-медведь поклонился ему, он спросил:

– К’мелл, ты знаменита?

– В некотором смысле, – ответила она. – Только среди недолюдей.

Она торопливо повела их к пандусу. Наконец они выбрались на свет дня, но еще раньше нос Рода атаковало буйство запахов – жарящейся пищи, пекущихся пирогов, алкогольных напитков, изливающих свою остроту в воздух, парфюмерных ароматов, состязающихся друг с другом за внимание, и над всем этим старых вещей: пыльных сокровищ, древней кожи, гобеленов, отголосков людей, которые давно умерли.

К’мелл остановилась и посмотрела на него.

– Ты снова чувствуешь запахи? Должна сказать, у тебя лучший нюх из всех людей, что мне доводилось встречать. Как тебе этот аромат?

– Чудесно, – выдохнул Род. – Чудесно. Словно все сокровища и соблазны вселенной пролились в одном замкнутом уголке.

– Это всего лишь Воровской рынок Парижа.

– На земле есть воры? Откровенные, как на Виола-Сайдерея?

– О нет! – рассмеялась К’мелл. – Они бы умерли через несколько дней. Их бы поймал Инструментарий. Это всего лишь человеческая игра. Переоткрытие человека обнаружило несколько старых учреждений, и одно из них – открытый рынок. Они заставляют роботов и недолюдей искать для них вещи, а потом изображают из себя древних людей и заключают сделки друг с другом. Или готовят пищу. Не так много настоящих людей сейчас готовят. Получается так забавно, что им нравится. На входе все они берут деньги из стоящих у ворот бочек. Вечером или уходя с рынка они обычно бросают деньги в канаву, хотя на самом деле должны положить их обратно в бочку. Мы, недолюди, не можем пользоваться этими деньгами. У нас есть номера и компьютерные карточки. – Она вздохнула. – А мне бы эти дополнительные деньги не помешали.

– А недолюди вроде тебя… вроде нас? – спросил Род. – Что мы делаем на рынке?

– Ничего, – прошептала она. – Совсем ничего. Мы можем пройти насквозь, если не слишком велики и не слишком малы, не слишком грязны и не слишком вонючи. Но даже если все в порядке, мы должны идти напрямик, не глядя на настоящих людей и не трогая ничего на рынке.

– Иначе что? – дерзко спросил Род.

– Там дежурят роботы-полицейские, которым приказано убивать нарушителей на месте. Неужели ты не понимаешь, К’род, – всхлипнула она, – что миллионы таких, как мы, ждут в резервуарах под Глубиной глубин, готовые родиться, учиться, отправиться наверх, чтобы служить человеку? Мы не редкость, К’род, совсем не редкость!

– Тогда зачем мы идем через рынок?

– Это единственный путь в магазин Хозяина кошек. Нас снабдят ярлыком. Идем.

Когда пандус вышел на поверхность, четыре зорких робота с блестящими эмалированными телами и светящимися молочными глазами уже ждали их. Оружие роботов, очевидно, снятое с предохранителя, издавало неприятное жужжание. К’мелл переговорила с ними, тихо и покорно. Робот-сержант отвел ее к столу, где она посмотрела в инструмент, напоминавший бинокль, и, отведя взгляд, моргнула. Затем положила ладонь на стол. Идентификация прошла успешно. Робот-сержант вручил ей три ярких диска, напоминавших блюдца, к каждому из которых крепилась цепочка. К’мелл молча повесила диски на шею себе, Роду и О’гентуру. Роботы пропустили их. Они скромно шагали гуськом сквозь чудесные виды и запахи. Род чувствовал, как на глаза наворачиваются слезы ярости. Я куплю это место, подумал он, даже если это будет моя последняя покупка.

К’мелл остановилась.

Род очень осторожно поднял взгляд.

Впереди была вывеска: «Универсам заветных желаний».

Открылась дверь. Появилось мудрое, старое лицо человека-кота; он посмотрел на них, рявкнул: «Недолюдям нельзя!» – и захлопнул дверь. К’мелл вновь позвонила. Лицо возникло снова, скорее озадаченное, чем сердитое.

– По делу Острого Глаза, – прошептала она.

Человек-кот кивнул и сказал:

– Тогда заходите. Быстро!

Оказавшись внутри, Род понял, что магазин был таким же богатым, как рынок. Других посетителей не было. После внешних звуков музыки, смеха, готовки, падения, звона посуды и споров на фоне постоянного низкого жужжания оружия роботов тишина комнаты сама по себе казалась роскошью наподобие старого плотного бархата. Запахи были не менее разнообразными, чем снаружи, но другими, более сложными, а некоторые Род вообще не мог опознать.