– Я их куплю, – сказал Род.

– Не купишь, – возразил Хозяин кошек. – Они не продаются.

– Тогда я куплю Землю и вас с ними в придачу, – заявил Род.

– Родерик Фредерик Рональд Арнольд Уильям Макартур Макбан сто пятьдесят первый, ты этого не сделаешь.

– Кто вы такой, чтобы мне указывать?

– Я видел одного человека и беседовал с двумя другими.

– Ладно, – сказал Род. – Кого?

– Я видел другого Рода Макбана, твою работницу Элеанор. Ей немного неуютно в теле юноши, поскольку она здорово напилась в доме лорда Уильяма Неотсюда, и прекрасная девушка по имени Рут Неотсюда пытается заставить Элеанор жениться на ней. Рут понятия не имеет, что перед ней другая женщина, а Элеанор, в своей копии твоего тела, происходящее кажется возбуждающим, но чрезвычайно обескураживающим. Вреда от этого не будет, и Элеанор ничего не грозит. Половина всех негодяев Земли собралась у дома лорда Уильяма, однако он разместил в нем целый батальон Оборонительного флота, который одолжил на время, и ничего не случится, разве что Элеанор ждет головная боль, а Рут – разочарование.

Род улыбнулся.

– Ничего лучше вы не могли мне сообщить. А с кем вы беседовали?

– С лордом Жестокость и Джоном Фишером сотым.

– Господином и владельцем Фишером? Он здесь?

– Он у себя дома, на Пастбище доброго кенгуренка. Я спросил у него, можно ли исполнить твое заветное желание. Через некоторое время он и некий доктор Уэнтворт ответили, что Содружество Старой Северной Австралии одобрит это.

– Как вы расплатились за такой вызов? – воскликнул Род. – Это ужасно дорого.

– Я за него не платил, господин и владелец. Заплатили вы. Я списал сумму с вашего счета, с разрешения вашего попечителя, лорда Жестокость. Он и его предки были моими покровителями на протяжении четырехсот двадцати шести лет.

– А вы смельчак, – заметил Род. – Потратить мои деньги, когда я у вас под боком, и даже не спросить разрешения!

– Ты в одних смыслах взрослый человек, а в других – несовершеннолетний. Я предлагаю тебе умения, которые позволяют мне выжить. Или ты думаешь, что каждому человеку-коту позволяют жить так долго?

– Нет, – ответил Род. – Отдайте мне марки, и я пойду.

Хозяин кошек невозмутимо посмотрел на него. Вновь на его лице было выражение, которое на Севстралии сочли бы непростительным оскорблением; но вместе с докучливостью в нем чувствовались доброта и уверенность, вызывавшие у Рода нечто сродни благоговению, пусть это и был недочеловек.

– Полагаешь, ты сможешь любить эти марки, когда вернешься домой? Они смогут говорить с тобой? Смогут заставить тебя полюбить самого себя? Эти кусочки бумаги – не твое заветное желание. Оно состоит в чем-то другом.

– В чем? – воинственно спросил Род.

– Чуть позже я объясню. Во-первых, ты не можешь меня убить. Во-вторых, ты не можешь причинить мне вред. В-третьих, если я убью тебя, то лишь ради твоего блага. В-четвертых, если ты выйдешь отсюда, то станешь очень счастливым человеком.

– Мистер, вы рехнулись? – воскликнул Род. – Я могу сбить вас с ног и выйти в эту дверь. Я понятия не имею, о чем вы толкуете.

– Попробуй, – спокойно предложил Хозяин кошек.

Род посмотрел на высокого, сморщенного старика с блестящими глазами. Посмотрел на дверь, до которой было всего семь или восемь метров. Он не хотел пробовать.

– Ну хорошо, – согласился он. – Выкладывайте.

– Я клинический психолог. Единственный на Земле и, вероятно, на какой-либо планете. Я почерпнул свои знания из древних книг, когда был котенком и становился молодым человеком. Я меняю людей совсем немного, едва заметно. Тебе известно, что в Инструментарии есть хирурги, специалисты по мозгу и всевозможные врачи. Они могут сделать с личностью почти что угодно – что угодно, кроме легкой правки… Этим занимаюсь я.

– Не понимаю, – сказал Род.

– Ты отправишься к мозговому хирургу за стрижкой? А к дерматологу, чтобы принять ванну? Конечно, нет. Я не занимаюсь серьезными вещами. Я всего лишь немного меняю людей. Это делает их счастливыми. Если я ничем не могу им помочь, то дарю им сувениры из этой мусорной кучи. Настоящая работа происходит вон там. Туда ты и отправишься совсем скоро. – Он кивнул на дверь с надписью: «Зал ненависти».

– Все эти недели после того, как мы с компьютером выиграли деньги, я только и делаю, что исполняю приказы различных незнакомцев! – воскликнул Род. – Неужели я не могу хоть раз сделать что-то самостоятельно?

Хозяин кошек сочувственно посмотрел на него.

– Никто из нас не может. Мы можем считать себя свободными. Наши жизни создают люди, которых мы знаем, места, которые мы посещаем, работа или хобби, которые нам выпадают. Буду ли я мертв через год? Я не знаю. Вернешься ли ты через год на Старую Северную Австралию, всего лишь семнадцатилетний, но богатый, мудрый и на пути к счастью? Я не знаю. Тебе выпала удачная полоса. Взгляни на это так. И я – часть этой удачи. Если ты погибнешь здесь, причина будет не во мне, а в перенапряжении тела в схватке с устройствами, которые давным-давно одобрила госпожа Гороке, – устройствами, которые лорд Жестокость вручил единственному недочеловеку во вселенной, что наделен правом как угодно изменять настоящих людей без прямого человеческого присмотра. Я всего лишь проявляю людей, подобно тому, как древний человек проявлял фотографию на куске бумаги, подвергнутом освещению различной интенсивности. Я не тайный судья, как твои люди в Саду смерти. Ты будешь противостоять самому себе, а я – лишь помогать, и наружу выйдешь иной ты – такой же, но чуть лучше тут, чуть гибче здесь. Кстати, это кошачье тело немного осложнит мне задачу. Мы справимся, Род. Ты готов?

– К чему?

– К испытаниям и переменам вон там. – Хозяин кошек кивнул на дверь с надписью: «Зал ненависти».

– Наверное, – ответил Род. – У меня нет выбора.

– Нет, – согласился Хозяин кошек сочувственно и почти печально, – уже нет. Выйдя за эту дверь, ты станешь нарушившим закон человеком-котом, которому грозит опасность быть немедленно испепеленным роботами-полицейскими.

– Пожалуйста, – попросил Род, – проиграю я или выиграю, можно мне в любом случае один из этих капских треугольников?

Хозяин кошек улыбнулся.

– Обещаю: если ты его хочешь, значит, получишь. – Он махнул на дверь. – Входи.

Род не был трусом, но когда он шагал к двери, ноги у него подкашивались. Дверь распахнулась сама по себе. Он вошел, уверенно, но с испугом.

Темнота в комнате казалась чернее черного. Это была тьма слепоты, лицо, на котором никогда не было глаз.

Дверь закрылась, и Род словно поплыл в темноте, такой она была ощутимой.

Он будто ослеп. Он будто никогда не мог видеть.

Но мог слышать.