– Всего-то… – выдохнул я – хода, впрочем, ничуть не замедлив.

С тем, что рано или поздно девочка забудется и сорвется, я, честно говоря, в какой-то момент почти смирился. Все к этому шло: только на моей памяти Настя минимум дюжину раз признавалась, что была на грани. А потому, что греха таить, сейчас я почувствовал даже некоторое извращенное облегчение: одной заботой меньше – тем более, что после вопля фамильяра о «беде» уже успел вообразить, будто нашу юную княжну схватила чернь и разве что не по кругу собирается пустить.

«Не скажите, сударь, – и не думал между тем успокаиваться “паук”. – Все более чем серьезно! Сейчас сами увидите!»

Как раз в этот момент я обогнул дом и действительно узрел Любомирскую.

Настя была в одном платьице, коего, как заверял меня вчера Ди-Сы, неимоверно стыдилась – и которое, я, собственно, впервые имел случай увидеть воочию. Портной, который его шил, пожалуй, был своего рода гением: с первого взгляда было ясно, что перед тобой зачуханная кухарка, а не девица благородных кровей. Не знаю уж, как это получалось: вроде бы, платье как платье, не грязное, не рваное – а вот поди ж ты! Не удивительно, что гордая княжна так стеснялась в нем показаться!

Вот только кухарки редко держат в руках штурмовую винтовку, ствол которой направлен им аккурат в широко раскрытый рот.

Оружие было для девочки слишком большим: нацелив его на себя, она теперь никак не могла дотянуться пальцами до спуска. И так пробовала, и этак, но либо ствол оказывался у нее над головой, либо ладони – на цевье, в добрых восьми вершках от духова крючка.

– Стой! – крикнул я – поняв наконец, что происходит. – Не надо!

Любомирская обернулась на мой голос, но толком отвлечь ее мне не удалось – ничего не ответив, девочка вернулась к своему прежнему занятию. Более того: она вдруг сообразила, как достигнуть цели. Ловко скинув туфельку, она согнула в колене ногу и ударила по спуску ее пальцами.

Уже понимая, что никак не успеваю Настю остановить, я все равно рванул к ней – непроизвольно втягивая голову в печи в ожидании рокового выстрела…

Однако тот покамест не прозвучал.

Княжна еще раз резко дернула ножкой, пытаясь все же надавить на спусковой крючок, но я уже был рядом и вырвал из рук девочки оружие.

Винтовка оказалась поставленной на предохранитель.

Подрагивавшими руками я отсоединил магазин и отшвырнул тот в сторону. Затем, сдвинув спасшую девочку защелку, передернул затвор – выскочил патрон, уже кем-то заботливо досланный в патронник.

– Где ты ее взяла? – разрядив винтовку, не нашел я ничего лучшего, как исступленно потрясти ею перед лицом Любомирской.

– Нашла, – бесцветным голосом отозвалась Настя.

Ладно, допустим: оружия на дворе полно, оставил кто – а она и подобрала… Не в этом суть!

– Что это было за представление?! – возопил я.

– Это не представление, – тихо выговорила княжна. – И напрасно вы мне помешали. Я все равно уйду в Пустоту.

– Никуда ты не уйдешь! – прорычал я.

– Извините, но это не вам решать, – мотнула головой девочка. – Для меня все кончено.

– С чего бы вдруг?! Из-за того, что лишилась магии?!

– А этого мало? – подняла на меня красные, но тусклые и абсолютно сухие глаза Любомирская.

Лучше бы уж она по-девчоночьи расплакалась, что ли – чем так смотрела!

– О, духи! Да сейчас, небось, каждый второй одаренный Империи в таком же положении! И что, всем теперь поголовно стреляться?!

– А мне плевать на всех! – зло заявила Настя, впервые добавив своему тону толику краски. – Хотят жить чернью – их дело! Верните мне ружье, сударь – и, если в вас есть хоть капля милосердия, покажите, что я делала не так! Я все равно не отступлю! Спрыгну с крыши, утоплюсь, обольюсь этим духовым бензином и подожгу себя! Но лучше выстрел: чтобы раз – и все…

– Что за бред! – буркнул я, на всякий случай закидывая винтовку за спину – чтобы до нее, даже разряженной, девочка уж точно не дотянулась. – Живут же люди и без магии! Ты сама, вон, со вчерашней ночи ни мерлина не слила – и ничего, прекрасно себя чувствовала! – нашел я, как мне показалось, убедительный аргумент.

Княжна, однако, им абсолютно не прониклась.

– Одно дело – терпеть и сдерживаться, другое – ни духа не мочь! В первом есть даже некая доблесть, а второе – несмываемый позор!

– Болезнь – не позор!

– Не в моем роду!

«У князей Любомирских исстари заведено, что, если ребенок рождается с маной ниже Стряпчего, жизнь ему не сохраняют, – встрял Ди-Сы. – Таким образом в семье остаются только сильные магии».

– Варварство какое-то! – оторопел я.

«Согласен, сударь. Бесспорно, какая-то выбраковка потребна, иначе дворянские фамилии окончательно выродятся, но не подобным же средневековым образом! Вот, к примеру, в роду князей Багратиони неудавшихся детей просто передают на воспитание в семьи мастеровых. А, скажем, у графов Салтыковых такого ребенка кладут на дно лодки, бросают рядом империал-другой – и отправляют вниз по течению Волги. Говорят, большинство – выживает… Но вот у Любомирских все предельно жестко, да. Польские корни, что с них взять: гонор диктует правила».

– И что же делать? – ошалело всплеснул я руками.

Ничего себе, выясняются подробности!

– Отдайте мне ружье! – снова потребовала на это девочка.

– Нет, – мотнул я головой. – Пустота – это не выход!

– А другого – нет, – твердо заявила Настя – снова прежним убийственно-безразличным тоном.

– Чушь!

– А вот и не чушь.

– Блин… Ди-Сы, есть идеи? – почти беззвучно пробормотал я, отвернувшись в сторону.

«Связать по рукам и ногам и так доставить в Москву – а там уж пусть тот же Петров-Боширов решает?» – предложил «паук».

– Заодно, может, и княжна со временем остынет да одумается? – одобрительно кивнул я.

– Не надейтесь, не одумаюсь, – процедила Любомирская.

«Не одумается, – неожиданно для меня согласился с ней мой фамильяр. – Но сие будет уже не ваша забота, сударь».

– Нет, тогда это не вариант, – покачал головой я.

– А я о чем?! Отдайте ружье!

– Настя, послушай, – собственно, еще не особо понимая, что