– Уже везут!

Две подводы, доверху нагруженные хворостом, прекрасно. Можно считать, примитивная сигнализация налажена. Потом нужно будет внедрять нечто более совершенное: передачу сообщений солнечными зайчиками.

Ладно, это чуть позже. Но сделаю, это же так просто для того, кто знает. А мы с детства пускали друг другу в глаза «солнышко» осколками разбитых зеркал.

– Отныне бдите, – сказал я строго, – от этого и ваши жизни зависят! Конечно, это не так важно, как ущерб моему благосостоянию, но все-таки…

– Все сделаем, хозяин!

– Ничего не хочу терять по вашей бесхозяйственности.

Они вежливо покланялись, юмор понимают, не женщины, а я повернул коня и понесся к другому близкому к границе селу. На сегодня это последнее, можно заканчивать с инспекцией, я сделал для обороны достаточно, дальше пусть обороняются сами.

Осталось только уговорить Фицроя принять замок… и дело в шляпе!

Я повеселел, послал коня через холм, а потом по мелководью. Дороги таким крутым не указ, они по большей части для громоздких телег, а конь у меня, похоже, вполне разделяет желание пронестись по зеленой густой траве и редкому лесу, вместо того чтобы глотать придорожную пыль…

Аккуратные домики уже появились на горизонте, когда я увидел внизу скачущих всадников. Трое преследуют одного, и, мне кажется, расстояние постепенно сокращается.

Я наблюдал заинтересованно, что-то побуждает вмешаться, но разум гуманиста говорит мудро: а оно тебе надо? Нельзя мешать людям жить по своим законам и развлекаться, как они хотят, согласно этнографическим традициям.

Хотя, возможно, там одни люди пытаются навязать свою волю другим… гм, это вроде бы не совсем хорошо, однако их большинство, а это и есть основа демократии, когда меньшинство подчиняется большинству.

Конь убегающего всадника заспотыкался и упал на полном скаку. Человек рухнул через голову. Нет, не рухнул, а перекатился, успев собраться в комок, вскочил и ринулся пешим не по дороге, где его сразу бы догнали, а в лес, причем в мою сторону.

На его беду деревья расположились с комфортом, никакой тесноты, земля покрыта зеленой травой, а дальше вся в сухой листве и в сосновых иголках, только одна валежина на пути, он ее перепрыгнул легко, но кони настигающих всадников одолели почти с такой же сноровкой.

Парень проскочил почти в трех шагах от меня, но смотрит только под ноги. Я подал коня в сторону, загораживая дорогу всадникам, и требовательно вскинул руку.

– Стойте!.. Я хозяин этих земель!

Они от неожиданности начали придерживать коней, затем один крикнул двум со злостью:

– Избавьтесь от дурака! И за мной.

Пришпорив коня, он пронесся мимо, а его напарники вытащили из ножен мечи странной изогнутой формы и пустили коней в мою сторону.

Я выхватил пистолет.

– Стоять!..

Они ухмыльнулись и, вскинув мечи, начали заходить один справа, другой слева.

Я торопливо выстрелил в одного, крутнулся в седле, едва не перервавшись от судорожных усилий в поясе, нажал скобу в тот момент, когда противник уже занес надо мной меч.

Пуля ударила его в раскрытый рот. Его отшатнуло назад, я так же быстро повернулся к первому. Тот, сцепив челюсти и с бледным лицом, одной рукой зажимает рану в груди, а другой направил острие меча в мою сторону.

– Дурак, – сказал я с отвращением.

Две пули одна за другой ударили ему в грудь, он начал валиться с коня, а я повернул свою лошадь и погнал за первым всадником, явно их вожаком.

Дорога мчится зигзагами между толстых стволов с угрожающе растопыренными ветвями, разогнаться не удается, но не удалось, как понимаю, и первому всаднику.

Зато добавило шансов беглецу. Я пригнулся к конской шее, увертываясь от веток, впереди раздался яростный конский храп, треск веток и злая брань.

Выметнувшись из-за деревьев, я увидел, как всадник, раздирая обезумевшему коню рот удилами, бросает его то вправо, то влево, а беглец падает, перекатывается под защиту деревьев, вскакивает и снова мечется между толстыми стволами, но уже не пытается бежать, просто оттягивает момент гибели.

Я заорал:

– Всем застыть!.. Это моя земля, и здесь мои законы!

Всадник, не оглядываясь, нанес удар мечом по беглецу, у того слетела шапка, а острие меча срубило толстую ветку.

Рассвирепевший всадник заорал, не оглядываясь:

– Да ты знаешь, кто мы?

– Мне насрать, – отрезал я. – Меч в ножны!

Окрик мой прозвучал грозно, всадник вроде бы начал опускать меч, но опомнился, быстро вскинув клинок, поднял коня на дыбы и бросился на меня.

Я толчком каблука заставил своего резко отступить в сторону, теперь противник открыт, и быстро выстрелил дважды в середину груди.

Тяжелые пули заставили его качнуться в сторону крупа, но удержался в седле, посмотрел на меня бешеными глазами. Рука все еще держит меч, хотя тот пошел под своим весом вниз.

Выронив тяжелый меч, он другой рукой вытащил из ножен тонкий узкий кинжал.

– Еще не понял? – спросил я. – Ладно, дураков не жалко.

Кровь потекла у него изо рта, он проговорил с трудом:

– Ты тоже из… них?.. Или просто дурак?.. Но все равно… мы довершим…

– Не дури, – сказал я, – тебе лучше бросить ножик. Брось финку, я тебе говорю!

Наши кони сблизились боками, а ноги в стременах ударились одна о другую. Он начал замедленно поднимать кинжал, я хотел было выстрелить прямо в морду, но вместо этого перехватил слабеющую руку за кисть, с силой вывернул.

Кинжал выпал, всадник с болезненным стоном рухнул с седла и тяжело удался о землю. Я огляделся по сторонам, беглец исчез, вот дурак, я же защитил, но вдруг это беглый преступник, а я сразил служителей закона?

Вожак погони распластался на спине, часто дышит, лицо уже бледное, кровь изо рта течет по обе стороны. Я запоздало обратил внимание, что всадник в железной кирасе, как в поножах и наручах, а под кирасой настоящая железная кольчуга, которых ни разу не видел в королевстве Нижних Долин!

Я покинул седло, повод набросил на толстую ветку. Воин не сводил с меня взгляда, в нем все еще горит ненависть, хотя жизнь вытекает с каждой каплей.

Подойдя ближе, я смерил его недобрым взглядом.

– Кто ты?

Он прохрипел:

– А кто… ты?

– Неуместный вопрос, – отрезал я холодно. – Тебе это знание ничего не даст, а вот мне… Возможно, мы на одной стороне.

– Тогда… почему…

– Это мои земли, – ответил я с надлежащей надменностью. – Только я имею право и должен творить суд, обрекать и посылать на казнь!