– Э! – сказал капитан. – Для этого никакой говорящей бумаги не надо. Моя хозяйка знает о нашей с тобой договорённости. Приходи к ней, и она отдаст тебе твоего сына, можешь об этом не беспокоиться.

– Это очень хорошо, – сказал Илэлэк. – Тогда посылай своих людей, и пусть они отбирают для тебя твоих пятьдесят оленей.

Капитан обернулся и указал на Шалаурова, а тот кивнул своим людям, и они пошли к стаду. Все остальные молчали. Люди Шалаурова быстро отбирали оленей и отгоняли их в сторону. Имрын смотрел на капитана и улыбался.

– Чему ты улыбаешься? – спросил капитан.

– Я радуюсь твоей предусмотрительности, – ответил Имрын. – Ты будешь сидеть на священной горе, есть вяленую оленину и ждать прихода своего начальника.

– И я его дождусь? – спросил капитан.

– Я этого не знаю, – ответил Имрын. – Потому что я умру раньше, чем он сюда придёт.

– А что будет с твоим господином? – спросил капитан.

– Я этого тоже не знаю, потому что я умру раньше его.

– Вот это очень хорошо! – насмешливо сказал Илэлэк. – А пока этого не случилось, перегоняй оленей на ту сторону, а я пойду по этой стороне и возьму лодки.

И он, повернувшись к своим воинам, велел идти за ним. И они пошли вдоль берега, под самой скалой, к том месту, где несколько дней тому назад они высадились на берег. А Имрын и с ним ещё с десятка полтора воинов окружили основное оленье стадо и начали мало-помалу отгонять его к броду, то есть к тому самому месту, через которое вчера дважды прошёл Хыпай со своим войском. Вот бы знать, где он сейчас, подумал капитан, многое можно было бы отдать за это знание, но пока это только пустые размышления, на которые не стоит тратить время. И капитан велел Шалаурову отгонять оленей к Горе, а сам со своими солдатами пошёл к яранге.

Когда они вошли в неё, то увидели, что адъюнкт лежит на боку, на одном локте, и пытается раздуть огонь в чувале, но огонь никак не раздувается, а от него только летят искры и гаснут на лежащих на полу оленьих шкурах.

– Гриша, – окликнул капитан.

Адъюнкт посмотрел на капитана и поморщился, дёрнул клыками. Не узнаёт, подумал капитан и приказал поднимать. Солдаты взяли адъюнкта за руки, за ноги. Адъюнкт мотнул головой, харкнул кровью.

– Осторожней! – сказал капитан…

А сам со страхом подумал, что неужели Имрын прав, и адъюнкта нельзя страгивать. Ну да а что теперь делать?! И капитан быстро шагнул к солдатам, начал им помогать и командовать, куда лучше нести и как. А адъюнкт начал кричать и вырываться. Кричал он по-чукочьи, злобно. Ругается, сказал Синельников, да это и так было понятно. Адъюнкта вынесли наружу, было солнечно. У адъюнкта изо рта шла кровь, адъюнкт начал захлёбываться, закатывать глаза, его начала бить дрожь, или падучая, на него было страшно смотреть.

– Мы не донесём его! – крикнул Меркулов. – Бросаем!

– Убью! – крикнул капитан. – Только попробуйте!

И они понесли его дальше. Мать вашу, думал капитан, да что это такое в самом деле, да неужели Имрын правду говорил, тогда, что ли, нести его обратно? Капитан поспешно оглянулся на ярангу и увидел, что она горит. Раздул-таки, злобно подумал капитан, спалил, теперь возвращаться некуда!

От яранги валил густой дым. Солдаты прибавили шагу. Адъюнкт больше уже не кричал, лицо его было всё в крови, голова болталась, он только постанывал. Капитан командовал:

– Быстрей! Быстрей!

К ним подбежал Шалауров, сказал, что олени пригнаны и что он велел их резать.

Капитан ничего не ответил, он был весь в адъюнктовой крови.

– Колдовство какое-то! – воскликнул Шалауров. – Сглазили Григория! Собаки!

И тут же пристроился нести. До Горы было уже совсем недалеко. Там, возле тропы наверх, одни шалауровские люди резали оленей, а другие старались не дать остальным оленям разбежаться. Крик там стоял, визг, топот и оленье хорканье. Капитан остановился, адъюнкта положили на землю.

– Набок клади! – приказал Шалауров. – А то захлебнётся.

Адъюнкта взялись перекладывать. Адъюнкт тихо стонал.

И вдруг откуда-то, снизу по реке, раздался дикий и протяжный вой. Потом ещё раз. И ещё. Все замерли. Капитан строго сказал:

– Началось! – И перекрестился.

Другие наши тоже начали креститься.

– Вот что, – продолжил капитан. – Несите его дальше, на самый верх. И одного там не оставляйте. А мы тут пока что сами разберёмся.

Солдаты опять подхватили адъюнкта и понесли вверх по тропе. Адъюнкт уже не вырывался, не стонал, и даже кровь у него изо рта уже почти что не текла. Ну а что, подумал капитан, он же теперь чукча, место для него священное, вот ему и полегчало.

А те дикие крики не замолкали, только теперь они стали отрывистыми и беспорядочными. И было уже совершенно ясно, что они слышатся оттуда, где были оставлены лодки.

– Перехватили их там, – сказал Ефимов.

– И скоро они сюда придут, – продолжил Шалауров. – А у нас тут какое заклание!

И в самом деле, подумал капитан, тут же теперь как на инородческом празднике, когда режут жертвенных оленей. Два, а то, может, и три десятка их уже зарезано, да этого на месяц вполне хватит, а на вершине, на мольбище, снег, а это значит, и с водой беды не будет. Так что до прихода Дмитрия Ивановича вполне можно продержаться. И капитан велел оленей больше не резать, а уносить разделанное мясо выше в гору и сразу возвращаться обратно – с заряженными ружьями, конечно.

И так оно тогда и было. Одни потащили оленину вверх, а других капитан оставил при себе и начал им показывать, кому где становится и что кому брать на прицел. Распоряжаясь таким образом, капитан то сходил с тропы в сторону, в заросли стланика, а то возвращался, точнее, продирался обратно, и думал, что место здесь действительно очень удобное, дней десять вполне можно продержаться.

Потом, когда вся оленина была снесена наверх, а все его люди расставлены на линии, капитан тоже занял своё место, выставил ружьё вперёд и начал ждать.

Ждать пришлось не очень долго. Вскоре крики возле лодок совсем стихли, а от Имрына, то есть с того берега реки, по которому они угнали стадо, криков и раньше слышно не было. Что бы это могло значить, думал капитан и осторожно поглядывал по сторонам.

А по сторонам было пусто и ничего особенного не происходило, вот разве что догорала атч-ытагынова яранга, но это было довольно далеко, а поблизости туда-сюда бродили по пустоши оставшиеся в живых олени. Капитан начал считать их. Получилось двадцать семь. Тогда капитан начал считать, сколько в каждом олене мяса и на сколько человек хватит этого на день, а сколько на день нужно всему его войску и сколько уже запасено, и получалось, что до самой осени.

Вдруг из-за дальней скалы вышел чукча. В одной руке у него было опущенное к земле копьё, а вторую руку, открытой ладонью вперёд, он держал перед собой. Переговорщик, понял капитан и отвёл ружьё в сторону. Следом за первым чукчей вышел второй, совсем без оружия, и в руках у него был мешок из грубо выделанной оленьей шкуры.