прошу избавить меня от наказания и кончаю свою речь, раз мои последние слова показались вам неприятными». И сторожившие его люди его уводят.

Глава 11

(1) Среди полководцев был Болон, храбрый воин, но неискушенный в гражданских обычаях мирного времени, старый солдат, из простого народа дослужившийся до своего высокого положения. (2) В то время как остальные молчали, он стал настойчиво вспоминать, сколько раз его людей прогоняли с занятых ими мест, чтобы свалить нечистоты рабов Филота там, откуда согнали солдат; (3) как повозки Филота, груженные золотом и серебром, стояли повсюду в городе, как никого из солдат не допускали к его помещению, как их отгоняла стража, поставленная охранять сон этой неженки не только от каких-либо звуков, но даже и от еле слышного шепота. (4) Сельские, мол, жители всегда подвергались его насмешкам: фригийцами и пафлагонцами[243] называл их тот, кто, македонец по рождению, не стыдился выслушивать своих соотечественников с помощью переводчика. (5) Почему он хочет теперь запросить Аммона? Ведь он же об винил Юпитера, признавшего Александра своим сыном, во лжи, опасаясь поистине, что дары богов вызовут зависть (6) Когда он злоумышлял против своего царя и друга, он не спрашивал совета Юпитера; теперь он просит послать и оракулу, чтобы за это время его отец, правящий Мидией, нанял на доверенные ему деньги разных негодяев для соучастия в преступлении. (7) Они сами пошлют к Юпитеру, но не спросить оракула о том, что они узнали от царя, но чтобы возблагодарить бога и исполнить обеты ради безопасности величайшего царя. (8) Тогда взволновалось все собрание, и первыми стали кричать телохранители, что предателя надо разорвать на куски их руками. И Филоту не было неприятно слышать это, так как он опасался более жестоких пыток.

(9) Царь, вернувшись в собрание или чтобы самому наблюдать за пыткой, или чтобы тщательнее расследовать дело, перенес собрание на следующий день и, хотя наступал вечер, все же велел созвать своих друзей. (10) Почти все предлагали побить Филота камнями по старому обычаю македонцев, но Гефестион, Кратер и Кен настаивали, чтобы от него добились правды пытками, и те, которые раньше советовали другое, склонились к их мнению. (11) На этом совет был распущен, и Гефестион с Кеном и Кратером поднялись, чтобы учинить допрос Филоту. (12) Царь, задержав Кратера и поговорив с ним — о чем — осталось неизвестным, — удалился в глубину своих покоев и, отпустив всех, до поздней ночи ожидал результатов допроса. (13) Палачи разложили все свои орудия пытки на глазах у Филота. (14) Он со своей стороны сказал: «Почему вы медлите убить врага царя, убийцу, признавшегося в своем преступлении? Зачем нужна пытка? Я замыслил это, я хотел этого». Кратер потребовал, чтобы он подтвердил сказанное под пыткой. (15) Затем его схватили, и пока завязывали ему глаза и срывали с него одежду, он напрасно призывал богов своей отчизны и законы всех народов, обращаясь к; тем, кто не хотел слушать. Затем его стали терзать изощреннейшими пытками, ибо он был осужден на это и его пытали его враги в угоду царю. (16) Сначала, когда; его терзали то бичами, то огнем и не для того, чтобы добиться правды, но чтобы наказать его, он не только не издал, ни звука, но сдерживал и стоны. (17) Но когда его тело, распухшее от множества ран, не могло больше выдержать ударов бича по обнаженным костям, он обещал, если умерят его страдания, сказать то, что они хотят. (18) Но он просил, чтобы они поклялись жизнью царя, что прекратят пытку и удалят палачей. Добившись того и другого, он сказал: (19) «Скажи, Кратер, что ты желаешь услышать от меня?» И когда Кратер, взбешенный тем, что Филот смеется над ним, позвал палачей обратно, Филот стал умолять дать ему время перевести дыхание, обещая сказать все, что знает.

(20) Между тем всадники, все благородного происхождения и особенно близкие родственники Пармениона, как только распространился слух о пытках, которым подвергается Филот, опасаясь древнего македонского закона, по которому родственники замышлявшего убийство царя подлежат казни вместе с виновным, частью покончили с собой, частью бежали в горы и пустыни. Весь лагерь был охвачен ужасом, пока царь, узнав об этом волнении, не объявил, что отменяет закон о казни родственников виновного. (21) Трудно сказать, хотел ли Филот прекратить свои мучения правдой или ложью, ибо один конец ожидает и сознавшихся в истине, и сказавших ложь. (22) Во всяком случае Филот сказал: «Вы знаете, как дружен был мой отец с Гегелохом; я говорю о Гегелохе, погибшем в сражений. От него пошли все наши несчастья. (23) Когда царь приказал почитать себя как сына Юпитера, возмущенный этим Гегелох сказал: «Неужели мы признаем царя, отказавшегося от своего отца, Филиппа? (24) Мы погибнем, если допустим это. Кто требует, чтобы его считали богом, презирает не только людей, но и богов. Мы потеряли Александра, потеряли царя и попали под власть тирана, невыносимую ни для богов, к которым он приравнивает себя, ни для людей, от которых он себя отделяет. (25) Неужели мы ценой нашей крови создали бога, который пренебрегает нами, тяготится советами смертных? (26) Поверьте мне, и боги придут нам на помощь, если мы будем мужественны. Кто отомстит за смерть Александра, предка этого царя, затем за Архелая и Пердикку?[244] Он сам простил убийц своего отца!» (27) Так говорил Гегелох за обедом, а на заре следующего дня меня позвал отец. Он был расстроен и заметил, что я печален, ибо то, что мы услышали, взволновало нас. (28) Итак, чтобы узнать, говорил; ли Гегелох в опьянении или по более важной причине, мы решили вызвать его. Он пришел и, повторив то, что сказал раньше, прибавил, что если мы решимся возглавить его замысел, он будет ближайшим нашим соучастником, если же мы недостаточно смелы, он скроет свои планы. (29) Пармениону план показался несвоевременным, пока был жив Дарий; ведь они убили бы Александра не для себя, а для врага. Но если Дария не будет, то в награду за убийство царя его убийцам достанется Азия и весь Восток. Этот план был принят и скреплен взаимными клятвами. (30) О Димне я ничего не знаю, но понимаю, что после моего признания мне не принесет пользы неучастие в его преступлении».

(31) Но палачи, снова применив пытки и ударяя копьями по его лицу и глазам, заставили его сознаться, и в этом преступлении. (32) Когда же они