Мистер Кавалли паркует машину, немного не доезжая до отеля. Может, он ожидает, что она пригласит его к себе? Но нет, он ни за что не поставил бы ее в такое неловкое положение.

Он наклоняется к Сидни, и она подставляет ему щеку. Мистер Кавалли искусно превращает поцелуй в его европейскую разновидность — легкое касание губами обеих щек.

— Завтра я уезжаю в Лондон, — говорит мистер Кавалли.

— А я уезжаю в свою жизнь, — смеется Сидни.

Он дает ей свою карточку.

— Ты мне позвонишь, чтобы сообщить, как твоя рука? — спрашивает он.

Сидни улыбается и кивает, но уже знает, что не сделает этого. Ей совершенно ясно, что это было интерлюдией, и она уже испытывает легкую грусть.

— Спасибо, — говорит Сидни.

— За что?

— За то, что вы несколько облегчили мне жизнь.

Следует момент, известный им обоим, когда она еще может задержаться и все изменить. Но она выбирается из машины и, не оглядываясь, идет к двери отеля.

Когда Сидни на двадцать второй день покидает отель, все сотрудники выходят в фойе, чтобы попрощаться. Ее маленький, но новехонький чемодан торжественно погружают в такси. Ей не позволяют дать чаевые привратнику. Рик выходит из-за стойки и желает удачи. Сидни кажется, она сейчас расплачется. Из нее вытягивают обещание приехать опять, но она сомневается, что когда-нибудь еще сможет позволить себе роскошь заплатить столько денег за одну ночь, не говоря уже о двадцати двух.

Когда такси отъезжает от отеля, Сидни посылает провожающим воздушный поцелуй.

Подъехав к перекрестку, таксист перекидывает руку через спинку переднего сиденья.

— Куда? — спрашивает он.

Потоп библейского масштаба уничтожил южный город[35]. Цены на газ взлетели. Сидни обращает внимание на то, что пропускные пункты теперь оснащены автоматическими пропускниками. Раньше в разгар сезона возле них порой приходилось ожидать полчаса, а то и час. Теперь очередей нет, как будто север эвакуировали.

Столько перемен. Взрывы в Лондоне. Ежедневные бомбежки в Ираке. Иногда Сидни кажется, что только усилием воли она заставляет себя каждый вечер включать CNN и смотреть новости, в которые верится с трудом — безжалостные новости.

Сидни заезжает на общественную парковку, колеса машины шуршат по гравию. Неподалеку виднеется кабина для переодевания, изрядно потрепанная ограда, дощатый тротуар. Сидни опускает окно и делает глубокий вдох. Воздух пахнет мокрым песком и рыбой, что означает отлив. Теплый ветер овевает руку, которой она оперлась на поручень. Вода, наверное, еще теплее, как часто бывает в сентябре. Сидни знает, что на пляже почти нет людей.

Они никогда не остаются здесь после Дня труда. Никогда.

Она снимает туфли и подворачивает черные строгие брюки. Запирает машину и опускает ключ в карман. Ветер надул тонкий слой песка на тротуар. Последние осенние розы, в основном осыпавшиеся, покачиваются над старыми досками. Сидни пересечет тротуар, посмотрит на пляж, а затем подойдет к дому. Выполнив эту маленькую, но жизненно важную миссию, она вернется к машине и продолжит свой путь на север, в Дарем.

Но когда она подходит к пляжу, вид моря наотмашь бьет ее болезненными воспоминаниями. Ее броня низкого качества и безнадежно устарела. Сидни стоит, прижав руку к груди, как будто этот жест может ее защитить. Дело не только в том, что она забыла, как выглядит именно этот пляж. Она также забыла, что этот воздух когда-то звенел голосами, запахами, звуками. Вдруг Сидни пугается слуховых и осязательных ассоциаций.

Но этот вид! Этот вид! Он ее, несомненно, воодушевляет.

Не сходя с места, Сидни садится на песок. Она закрывает глаза, подставляет солнцу лицо и слушает шум волн. Она может определить их высоту на слух. Высокие с шумом разбиваются о камни, низкие шуршат, накатываясь на берег. Может, недавно был шторм? В городе вообще не замечаешь, какая погода. Иногда погода ненавязчиво напоминает о себе по дороге в офис и обратно. Сидни проводит почти целый день в корпусе психологического факультета, в комнате без окон. Иногда, выходя после работы из здания, Сидни с удивлением обнаруживает ливень либо его противоположность — вечер настолько волшебный, что ей с трудом верится, что она чуть было его не пропустила.

Сидни не была к северу от Бостона с тех пор, как попрощалась с мистером Эдвардсом на крыльце его дома. Однако она не может отрицать, что когда ей и ее коллегам прислали приглашение на конференцию в университет Нью-Хэмпшира, ее охватило непреодолимое желание подъехать к дому и посмотреть на него. Она не может толком сформулировать, почему эта затея так ее захватила. Она больше ни о чем не могла думать, как если бы решила позвонить бывшему бойфренду. Каждый раз, когда Сидни думала о поездке на север, этот пляж начинал мигать, как маяк на воображаемой карте.

Сидеть на солнце приятно, и ее пульс замедляется. Этим летом она мало бывала на воздухе. Она выходила только затем, чтобы, сидя на скамейке, съесть ленч либо размять ноги быстрой, но непродолжительной ходьбой. Теперь у нее бледное «февральское» лицо. Сидни ложится на спину. Наверное, даже в сентябре неразумно лежать на дюнах так близко к воде без защитного крема на лице. Но она забыла, каким нежным бывает песок, как он обволакивает, почти поглощает тело. Вдалеке слышится лай гоняющейся за чайками собаки.

* * *

Иногда Сидни размышляет над тем, использовал ли Джефф билеты, полетел ли он в Париж без нее. Наконец набравшись смелости и войдя в кембриджскую квартиру, она увидела, что их жилище выглядит точно таким же, каким они его оставили, отправляясь на север, на так и не состоявшуюся свадьбу. На кровати валялся открытый чемодан, гладильная доска по-прежнему стояла на кухне. Не желая никого беспокоить (хотя из количества сообщений на автоответчике было совершенно ясно, что друзья пытались ее найти), Сидни наняла фургон для мебели и сдала свои вещи на хранение до того времени, когда она найдет себе жилье.

После ухода Джеффа его место заняла пустота. Еще Сидни испытывала жгучий стыд, вспоминая, когда и как он ее оставил. Но, оглядываясь назад, она больше всего поражалась не этому, этому, что он вообще ее добивался. Это выглядело незаурядным достижением. Его игра (а он был вынужден играть день за днем месяц за месяцем) заслуживала самых восторженных отзывов. Ей казалось, что он размышляет об алгоритмах и о террористах, обдумывал ли он на самом деле собственное предательство! Понимал ли он, что делает? Или действовал на подсознательном уровне и начал отдавать себе в этом отчет только по мере приближения свадьбы? Сидни трудно было поверить во все это притворство. Она бесконечно проигрывала в голове сценарии событий в Монреале и Кембридже, всматриваясь в лицо Джеффа, пытаясь понять, к каким уловкам он прибегал. Ей казалось, он должен был быть бесконечно несчастен, за себя или за нее (если допустить, что она вообще была ему небезразлична). Был ли правдой хоть один момент из почти одиннадцати месяцев, которые они провели вместе?