«Для Льюиса», – говорит он себе. Льюиса, который пытался вернуться домой.

Почти забавно: Льюис бежит домой и умирает по дороге. Рикки сбегает из дома и умирает по дороге. А Гейб с Кассиди остаются здесь, и с ними все в полном порядке.

– Эй, – окликает Кассиди лежащего Гейба.

– Просто даю отдых глазам, – бормочет Гейб в ответ.

Натан снова опускает лицо, его мокрые волосы падают черной завесой, остальное тело выглядит силуэтом в пепельной влажной темноте.

– Насчет Льюиса, – говорит Кассиди.

Гейб просовывает под себя руку, с трудом приподнимается на ней и садится. К одному его боку прилипла грязь, потому что он потный и земля под ними оттаивает.

– У нас и правда закончилась вода? – спрашивает он.

– Говорили, что у него с собой был теленок вапити, – говорит Кассиди.

Гейб пытается сфокусировать взгляд на Натане, но Натан сидит неподвижно. Он или не слушает, или прислушивается, но ему все равно.

– Серьезно, – говорит Гейб насчет пленки Виктора. – Я люблю барабаны так же, как любой краснокожий с красной кровью, поглощающий пиво…

– Он нес домой теленка вапити, – настаивает Кассиди.

– Не тот сезон, – отвечает Гейб, отмахиваясь от его слов. – Должно быть, это был бизон.

– Для них тоже неподходящий сезон, – возражает Кассиди.

– Лошадь.

– Никто не бегает с жеребенком на руках. Он слишком тяжелый.

Гейб меняет позу, но воздух все равно горячий.

– Я тебе никогда не рассказывал, – говорит Кассиди.

Гейб замирает, снова смотрит на Натана, потом опять на Кассиди.

– Та последняя охота, – продолжает Кассиди. – Классический День благодарения, или как там Рикки его назвал.

– Так это вроде был я, – говорит Гейб.

– Та маленькая телка вапити, которую застрелил Льюис, – продолжает Кассиди. – У нее был теленок в духовке.

– Я думал, это я ее подстрелил, – говорит Гейб.

– У вас уже мозги плавятся, – подает голос Натан.

Гейб пожимает плечами, будто признает, что парень прав, и говорит Кассиди:

– Это случилось в День благодарения, приятель. Может, у этой маленькой вапити просто была индейка в духовке? – Он похлопывает себя по животу, чтобы показать, какую духовку он имеет в виду.

– В субботу накануне Дня благодарения, – поправляет Кассиди.

– Завтра, – говорит Гейб с дурацкой улыбкой и смотрит вниз на наручные часы, которых на нем сейчас нет, и вообще у него нет наручных часов, да он бы их и не надел в потельню.

– Льюис его закопал, – говорит Кассиди. – Того нерожденного теленка, или что там было.

Гейб наконец умолкает.

– Та самая тощая недоолениха, которую он заставил нас тащить вверх по склону? – в конце концов спрашивает он. – Та, из-за которой нас поймал Дэнни?

– Нас все равно бы арестовали.

– Вы тогда перестреляли все стадо? – спрашивает Натан.

Кассиди и Гейб смотрят на него.

– Мне рассказала Денора, – говорит он, будто от него требуют ответа.

– Ты ей рассказал? – спрашивает Кассиди у Гейба.

– Кто еще из тех, кто там был, мог ей рассказать? – тут же парирует Гейб, потом складывает губы, будто собирается плюнуть на камни, но не может собрать слюны, поэтому просто сильно наклоняется, напоминая пьяного старика, поверяющего земле важные тайны.

– О да, – говорит Кассиди.

Дэнни. Дэнни Пиз. Конечно, он бы уже успел рассказать об этом Деноре. О чем угодно, лишь бы выставить Гейба в еще худшем свете.

– Что ты хочешь сказать? – спрашивает Гейб у Кассиди, снова возвращаясь к мысли о том теленке вапити. – Что Льюис совсем сдвинулся? И его книжки про эльфов в конце концов подействовали на его мозги, заставили убить двух женщин и бегать с новорожденным вапити на руках, пока солдаты его не застрелили?

– Это были не книги, – отвечает Кассиди.

– Эльфы? – спрашивает Натан, теперь он смотрит на них обоих.

– Дыши, дыши, тебе уже мерещится, – говорит Гейб.

– Сколько еще осталось? – спрашивает Натан.

– Ты еще не излечился? – отвечает вопросом Гейб.

– От чего? – говорит Натан. – От того, чтобы быть индейцем?

Гейб хихикает, но не улыбается, и этот звук знаком Кассиди. Он упирается кончиками пальцев в грудь Гейба, чтобы удержать его на месте, и обращается к Натану:

– Ты можешь уйти, когда захочешь, парень.

– Если уже очистился, – некстати прибавляет Гейб, а потом наклоняется вперед и пытается выкашлять легкое. Может, оба легких.

Почти через минуту этого кашля Натан спрашивает у Кассиди:

– С ним будет все в порядке?

Кассиди всматривается в Гейба, который сейчас стоит на четвереньках и чуть не блюет.

– Более или менее, – отвечает он.

Натан насмешливо качает головой.

– Мой отец говорит, что арестовывал его несчетное количество раз, – говорит он.

– Законы белого человека, – отвечает Кассиди. – Аресты только подтверждают, что он индеец.

– Тебя он тоже арестовывал.

– Твой отец – в основном хороший коп, – говорит Кассиди. – Просто иногда перебарщивает.

Через секунду на лице Натана мелькает улыбка.

– Он стоит возле потельни, как индеец у табачной лавки, – говорит он.

– Он сказался больным на вечер пятницы ради тебя, – говорит Кассиди. – Из-за того, что он здесь, ему, вероятно, придется решать массу мелких вопросов в следующем месяце. Все это ради тебя, парень.

– Ему не обязательно это делать.

– Скажи это ему.

– Он ничего не понимает.

– Он первым вошел в дом Дикки после той… Тины с ружьем? – говорит Кассиди, морщась от необходимости вспоминать подробности. – Он отскреб столько детей от асфальта, что мог бы, наверное, написать об этом целую инструкцию. Ему приходилось относить бабушкам пьяных малышей, и ему приходилось бродить по траве в поисках других бабушек. Некоторые пьяницы, которых он трясет, чтобы разбудить утром, уже окоченели, а он помнит их со второго класса. В первую неделю его работы полицейским именно его, зеленого новичка, заставили доставать Большое Перо-младшего с мелководья, когда все его лицо… Он отправил моего брата Альфреда в тюрьму, как тебе это? Он не хочет, чтобы и ты там оказался.

– Я не такой, как он и дедушка, – говорит Натан, его нижняя губа уже дрожит так сильно, что ему приходится ее прикусить.

– Он будет стоять там и поддерживать огонь в костре для тебя столько, сколько потребуется. Вот и все, что я скажу. Не каждый индейский отец такой. Тебе достался один из лучших, парень.