– Я расскажу тебе старинную индейскую историю, – вступает в разговор Гейб, голосом слабым, просевшим после кашля. Он кладет руку на плечо Кассиди, чтобы снова сесть прямо. – Это… это история об отце, который семь дней стоит возле потельни, и ему приходится отходить все дальше и дальше в лес за дровами, чтобы поддерживать огонь, а потом он просит бобров принести ему дров, подразумевая, что будет им за это обязан, а потом, когда огонь один раз чуть не гаснет, ему нужна растопка, поэтому ему приходится… приходится позвать ястреба, чтобы тот спустился и принес ему сухой мох, и он тоже остается перед ним в долгу, потом то же происходит с ондатрой, потом, а потом… – но он снова заходится в приступе кашля.

Кассиди пожимает плечами, глядя на Натана, будто хочет сказать: «Да, вот так».

– Разве нам не полагается петь, молиться и тому подобное? – спрашивает Натан, переводя взгляд с Кассиди на Гейба.

– Полагается, – отвечает Кассиди. После этого они все пристально смотрят на раскаленные камни.

– Нам нужно еще воды, – в конце концов говорит Гейб. – Жаль, у нас нет водяных пистолетов. Держу пари, индейцы в старину об этом даже не думали.

Его палец выстреливает воображаемые струи прохладной, очень прохладной воды в Кассиди, в Натана, потом в собственный рот, и пьет их.

– Ты мог бы выпить воды из бочонка, – говорит ему Кассиди.

– У меня есть… правила, – отвечает Гейб.

– Я попрошу отца, – говорит Натан – не подумывает ли он сбежать? – и именно в этот момент клапан выгибается внутрь, как тогда, когда Виктор его пытается открыть. Но только Виктора там нет. Значит, собаки вернулись?

– Возьми, – говорит Гейб Кассиди и бросает бочонок ему на колени.

Гейб ложится на спину, чтобы дотянуться до священной клюшки для гольфа, тычет ею в клапан и толкает его.

Снаружи, вместо толстых ног Виктора, он видит женские – длинные и очень красивые ноги.

Четырнадцатилетний голый Натан отталкивается пятками, стараясь отодвинуться назад, в темноту.

– Черт возьми, – пораженно говорит Гейб Нату. – Ты и правда заказал пиццу? – Потом обращается к Кассиди:

– «Таун Памп» доставляет пиццу так далеко? И разве у них вообще есть доставка?

– Я понял, – отвечает Кассиди и отставляет бочонок в сторону, потом встает и выходит наружу.

⁂

– Как там дела внутри? – спрашивает Джо.

– Жарко, – отвечает Кассиди, ерошит волосы рукой и смотрит вниз, на свое тело. – И к тому же мы совсем голые.

Джо отшатывается от капелек пота, которые летят из-под ладони Кассиди с его волос.

Он снимает руку с головы, смотрит на нее. Она еще мокрая, как и все остальное его тело. Потом переводит взгляд дальше. Обычно, если он вспотел, собаки обращаются с ним как с фруктовым мороженым на палочке. Но в таком холоде пот недолго останется потом, через пару минут он превратится в пневмонию.

– Ты видела Виктора, когда подъезжала? – спрашивает он, оглядываясь вокруг.

Джо вместе с ним смотрит на окружающую их темноту и говорит:

– Спасибо, что внес в дом мою одежду.

Кассиди обдумывает ее слова, но не может вспомнить, когда сделал это. Может, он у нее такой хороший парень и просто забыл об этом?

– В магазине все хорошо? – спрашивает он, подразумевая: «Почему ты здесь, если тебе положено быть там?»

Джо с трудом глотает, подбирает слова, она уже собирается сказать то, что хочет, когда из потельни раздается слабый крик Гейба: «Хо!»

Кассиди не сводит глаз с ее лица.

– Ты не виноват, – в конце концов произносит она. – Я хочу, чтобы ты понял. Но… в перерыве я позвонила домой.

Кассиди кивает, он знает, что именно во время перерыва она звонит своей сестре, потому что никто не следит за телефоном в комнате отдыха.

– Ты знаешь, твой друг… тот, которого застрелили…

– Который из них?

– Возле Шелби. Вчера.

– Льюис.

– Он убил жену и свою коллегу.

Кассиди кивает, ему не очень нравится такой поворот разговора.

Джо левой ладонью обхватывает правый локоть, чтобы удержать руку возле рта, опять отводит взгляд.

– Та… девушка, с которой он работал на почте. Кажется, это была моя кузина Шейни. Шейни Холдс. Моя сестра только что об этом узнала.

– Ох, черт, – произносит Кассиди. – Ох, черт.

Джо пытается пожать плечами, мол, это ничего не значит, но ей это не удается. Кассиди хочет обнять ее, но в последний момент вспоминает, какой он сейчас грязный.

– И… и что это значит? – спрашивает он.

– Это значит, что она мертва, – отвечает Джо, она, кажется, готова заплакать. – Моя тетя, ее мама, она… Шейни была ее последней, понимаешь?

– Из скольких?

– Последняя, кто еще оставался в живых. – Джо убирает волосы с лица и старается хоть на мгновение увидеть глаза Кассиди.

– Черт, – повторяет Кассиди. Вот и все, что ему удается сказать.

– Я говорила с Россом, – продолжает Джо. – Он сказал, что я могу взять три выходных начиная с предыдущего часа. Один день, чтобы добраться туда, один провести там и один на дорогу домой.

– Не беспокойся насчет Росса, – говорит Кассиди. – Гейб попадал вместе с ним в переделки. Бери всю неделю, если нужно. Или две.

– Я понимаю, что ты не можешь поехать…

– Могу…

– Третью неделю на новой работе, и уже отпрашиваешься по личным делам? – говорит Джо, и это решает дело. Она права.

– Я сразу же хотела туда поехать, – говорит она. – Но подумала, что когда я не вернусь утром, ты можешь…

– Спасибо, – отвечает Кассиди. – Я бы сошел с ума, бросался бы на всех в городе.

– Да, ты такой, – с улыбкой говорит Джо.

– Нужно делать то, что ты должен, – отвечает Кассиди, радуясь тому, что заставил ее на мгновение забыть о кузине.

Джо делает шаг назад от потельни, увлекая за собой Кассиди.

– Как он там, справляется? – спрашивает она.

– Натан?

– Он школьник?

– Восьмиклассник, кажется, – отвечает Кассиди. – Все хорошо, хорошо. Хотел бы я тогда, давно, отнестись более внимательно ко всему, что его дед для меня сделал. Тогда я бы смог лучше передать его знания дальше.

– Его дед?

– Он был… не волнуйся. Тебе надо ехать. Но тебе нужны деньги.

– Я могу…

– Возьми, – говорит Кассиди, поворачиваясь к грузовику на бетонных блоках. – Для таких случаев я их и откладывал.

Он подходит, продевает руки под старую вентиляционную решетку джипа, чтобы проскользнуть под ней, но в последнюю секунду останавливается, снова вспомнив, какой он потный. И какой голый. И какие острые ржавые куски висят снизу.