приходилось бывать, потому она предъявила журналистское удостоверение и прошла короткий обыск. Ей прочитали правила — ничего не передавать и все такое. Старбенч считался как «сотрудничающий» — потому ему разрешено было свидание в месте, напоминающем убогое кафе семидесятых годов с закрашенными окнами. Несмотря на закрашенные окна — какое-то солнце сюда все же пробивалось.

Доктор Старбенч был в тюряге на хорошем счету — не у охранников, а у заключенных, она сразу это поняла. Ей в свое время пришлось навещать в Анголе своего бывшего, и она научилась разбираться в тюремной иерархии. В обычной американской тюрьме нет рабочей зоны, если кто и работает, то — кто хочет и на небольших сроках. Утром все камеры открываются, а охрана всего лишь следит, чтобы никто не убежал. Народ в тюрьме делится по группировкам. Самые крупные — это Bloods и Creeps — общенациональные банды, в каждой из таких состоит более ста тысяч человек и отделения имеются в каждом штате. Даже в полицейской анкете, которую заполняют при задержании — помечаются эти две банды, а все остальные идут как others. Их помещают в разные блоки, потому что иначе начнется резня. Потом есть арийцы — то есть неонацисты, есть байкеры — часто это одно и тоже, на воле байкеры из разных банд враждуют, но в тюрьме стараются держаться вместе.

Потом негры — черные братья — они обожают опускать. Многие негры в тюрьмах принимают радикальный ислам и становятся еще более опасными. Мексиканцы — они, а так же другие латиноамериканцы, делятся на те же группировки что и на воле. MC13 — это те, кто людей на куски рубят, Зетас — те кто заживо сжигает, и все прочие. Американская тюрьма — настолько опасное и жестокое место, что, например, члены итальянской мафии заключили договор и платят латиноамериканцам за покровительство — иначе их в первый же день загонят под шконку.

В этом аду простому человеку выжить невозможно — он в самом низу пищевой цепочки. Вопрос в том, что у него есть. Если деньги есть — будут доить. Если нет — будет бегать шестеркой на побегушках или опустят.

Так вот, она повидала всяких на тех свиданиях и научилась выделять сломанных и опущенных. Доктор не был ни одним из таких — чисто выглаженная роба, лицо без синяков. Дымчатые очки, вообще то запрещенные.

Удивления визитом он не высказал.

— Кто вы? — доктор смотрел подслеповато, но остро. — Я вас знаю?

— Вряд ли, мистер Старбенч. Я — журналист.

— Журналист? Вам еще не надоело?

— А вам?

Дайна не первый раз имела дело с заключенными и выработала свою манеру разговора с ними. Они чувствуют слабость — в тюрьме нельзя быть слабым. И набрасываются на вас, как пёс, сорвавшийся с цепи.

— Скажите, вы сидите здесь за дело?

Доктор скривился.

— Кого здесь не спроси, здесь все невиновны. Вам-то что за дело?

— Ваш сын. — Она внимательно смотрела за ним, смотрела прямо в глаза. — Он сидит в камере смертников, знаете?

— Зачем…

— Вы это знаете? Ваш сын пошел по вашим стопам, доктор.

— Ложь!

— Он убил человека.

Приблизился охранник.

— Не надо, — сказала Дайна, — у нас все нормально.

— Мэм прошу потише.

Она снова уставилась на доктора:

— У вас есть своя история, так, Док? Почему ваш сын убил человека?

Интересно, на чем он тут зарабатывает? Он — доктор, в любом случае полезный член сообщества. Может, как медбрат работает, а это значит, может достать и лекарства и спирт.

Ё-моё… Он психиатр! Ценнейший человек в тюрьме, потому что он профессионально знает как имитировать невменяемость. Скорее всего, у него тут пациентов — вагон и маленькая тележка, а за возможность «закосить под психа» последнее отдают.

— Док?

— Идите к черту.

Он откинулся на стуле, но свидание не прерывал. В тюряге заключенные никогда не уйдут со свидания первыми — хоть какая-то развлекуха.

— Работаете здесь, док?

— Вам-то что за дело?

— Никакого. Сколько платят за консультации? Невменяемость, док.

Вот тут он заинтересовался. Снова принял собранную позу:

— Я уже сказал — идите к черту. Вы понятия не имеете, во что ввязались, и о чем вообще говорите. Думаете, всё, что здесь сказано — этой стеной и ограничивается?

— Я так не думаю, Док. Но вашего сына приговорили к смерти. А я могу помочь. По крайней мере, могу попытаться.

Доктор размышлял какое-то время. Потом наклонился вперед.

— Начнем с начала. Кто вы?

— Журналист.

— Точно?

Дайна понизила голос.

— Я работаю по временному контракту. На людей в Вашингтоне. ФБР.

— Ты?

— Слушай сюда, урод старый, — сказала Дайна, — мне плевать на тебя и то, что ты обо мне думаешь. Твои сексистские штучки не катят. Просто имей в виду: я — твой шанс, что историю твою услышат в Вашингтоне и что-то сделают. Если тебя это устраивает — говори. Если нет — можешь дальше консультировать уродов, как им избежать срока. Понял?

Док улыбнулся.

— Круто.

— Как есть. Итак…

— А ты понимаешь…

— Давай без вступлений, Док. Я все понимаю. Та статья, которую тебе пришили, — что, всё липа?

— А как сама думаешь?

— Я не думаю. Я слушаю.

Доктор достал сигареты и прикурил.

— Знаешь, сколько военных в наше время кончают с собой?

— Нет. Но представляю.

— Много. Мы ведем войну, которой нет грёбаного конца. Это плохо. Люди возвращаются, не находят себе места и — бах!

— Не надо пугать меня док. Не надо кричать.

— Так вот, есть армейский проект. Оценки состояния. Армейских психиатров давно не хватает, потому берутся гражданские. На контракте.

— И?

— Не торопи меня. Я оценивал парней с базы спецназа ВВС. База Херлберт-Филд. Тут недалеко. У них там целый штаб — школа спецназа ВВС, школа, где готовят снайперов для охраны аэродромов, Южный центр специального назначения армии, работающий на всю Латинскую Америку. Там же — разведывательный центр, довольно большой.

…

— Я оценивал состояние их всех, работы хватало. Немало людей было в плохом состоянии, меня попросили что-то сделать. Мы начали вести исследования в области медикаментозной стабилизации состояния людей, находящихся в посттравматическом стрессе. В Вашингтоне искали таблетку забвения.

— Таблетку забвения?

— Дал таблетку — и человек ничего не помнит из плохого. Погибших друзей. Жертв бомбежек. Детей, попавших под случайный огонь.

Док глубоко затянулся.

— У меня был снайпер, он застрелил семилетнего ребенка. Жутко переживал… у него самого сын такого же возраста. Всё просто. Одни ублюдки дали семилетнему ребенку самодельное взрывное устройство и сказали установить его на дороге… за шоколадку или просто пару поощрительных слов от мужчин. Другой его застрелил, чтобы обезопасить