— Входите, открыто!.. — мужской голос звучал откуда-то сверху. — Я сейчас!

Они вошли и встали между ящиков, оглядываясь по сторонам. В углу орал телевизор. По лестнице, шлепая домашними тапками, уже спускался хозяин, полный растрепанный мужчина лет сорока пяти в шортах и застиранной футболке с едва различимой надписью «Гуш Катиф — навсегда!» В руке он держал две книжки, очевидно, только что снятые с полки, о чем свидетельствовал нетронутый слой пыли сбоку на большей из них.

— Вот… — мужчина поднял руку, демонстрируя гостям книжки. — Укладываюсь. Вы с повесткой? Так я уже подписал…

Выражение лица у него было растерянное, как у водителя, только что попавшего в автокатастрофу. Он положил книжки на случившийся рядом ящик и провел по лбу тыльной стороной ладони, вытирая пот и одновременно отбрасывая назад длинную полуседую прядь, в настоящее время висящую кое-как, но в своем нормальном, прилизанном, состоянии призванную закрывать уже довольно обширную лысину. На лбу остался грязный след. Мужчина недоуменно посмотрел на собственную ладонь и вздохнул.

— Уже подписал, — повторил он виновато. — Извините.

«Это ее муж, — подумал Колька. — С ним она спит в одной постели. Эти руки гладят ее по спине и по груди.»

Берл доброжелательно улыбнулся.

— Нет-нет, что вы, — сказал он, протягивая руку и после некоторой заминки — «извините, у меня грязные… — да ничего… — нет-нет, что вы…» — пожимая потное предплечье хозяина. — Мы с властями никак не связаны и с армией тоже. Сугубо частный визит. Вы, конечно, Томер Екутиэль?

Мужчина поспешно кивнул.

— Ну вот! — обрадовался Берл, как будто ему неожиданно удалось обнаружить что-то, веками недоступное человечеству. — Вас-то нам и надо! Меня зовут Мики, а это — Николай, Коля. Он давний приятель вашей супруги, Гили, еще со времен России. Возможно, она вам даже что-нибудь о нем рассказывала…

Томер издал странный горловой звук.

— Коля… — он шагнул к Кольке и взял его обеими руками за плечи. — Конечно… Коля, Викин биологический отец. Гили пыталась его разыскать…

От сморщился, потряс головой и перешел на ломаный русский, подолгу останавливаясь и трудно подыскивая слова.

— Гили вас искала… узнавала в Волгограде. Она очень хотела познакомить вас с Вики. Очень!

Колька молча смотрел в сморщенное от избытка чувств, залитое потом лицо с непослушной пегой прядью. «Эту щеку она целует по вечерам, когда он возвращается с работы.»

— Извините, я весь мокрый, — сказал хозяин, отрываясь от Кольки и уходя в кухню. — Сейчас я дам вам что-нибудь попить… сейчас… холодильник уже отключен, извините…

Он открыл кран и принялся умываться, фыркая, подставляя под струю лысину и разбрызгивая воду на пол.

— Да нет уж, это вы нас извините, Томер, — возразил Берл, улыбаясь с максимальной приятностью. Он полагал полезным играть роль супердружелюбного бодрячка, дабы вовремя сглаживать возможные неловкости. — Можно сказать, вторглись без предупреждения… и так не ко времени…

Берл прошелся по гостиной, похлопывая по картонным бокам коробок.

— Томер, а где сама Гили? Честно говоря, я давно уже хотел с ней познакомиться. Да и Коля, думаю, не откажется перекинуться словечком-другим со старой знакомой…

Екутиэль вдруг прекратил фыркать и застыл, словно ему пришла в голову какая-то неожиданная мысль. Затем он молча выпрямился, прикрутил кран, огляделся, ища полотенце, не нашел и тогда уже повернулся к Берлу, глядящему на него все с той же уверенной приветливостью идиота.

— Что вы сказали?

— Я говорю — отчего бы нам теперь не переговорить с самой Гили? — жизнерадостно повторил Берл. — И с Вики тоже, если уж заодно.

Хозяин будто не слышал его. Он еще раз огляделся в поисках полотенца, затем вытащил из ближней коробки какую-то ситцевую тряпку в цветочек и приложил ее к лицу. Тряпка оказалась женской блузкой; рукава ее свисали по сторонам Томеровой головы, как гигантские пейсы.

— Так вы ничего не знаете? — сказал он, не отнимая блузки от лица. — Как же так? Было во всех газетах…

Берл почувствовал, что пол уходит у него из-под ног. Теперь он вспомнил, отчего фамилия Екутиэль казалась ему такой знакомой. Действительно, было во всех газетах…

— Что такое? — хрипло спросил Колька.

— Коля, подожди… — пробормотал Берл, в инстинктивной, хотя и безнадежной попытке предотвратить неотвратимое. Так поднимают ладонь, загораживаясь от пули. — Подожди, давай выйдем на минутку, я тебе все расскажу…

Томер Екутиэль отнял от лица блузку и расправил ее перед собой.

— Они мертвы, — сказал он спокойно, обращаясь скорее к ситцу, чем к своим гостям. — Все мертвы. И Гили, и Вики, и Кармит, и Хени, и маленькая Йохевет. Все мои девочки. Теперь я один. Вот…

Он обвел гостиную широким жестом, будто призывая картонные коробки в свидетели.

— Нет, — сказал Колька. — Как же так?

— Где же это? — хозяин снова растерянно оглядывался вокруг. — Я теперь ничего не могу найти… где же?

— Что вы ищете? — спросил Берл.

— Этот, как его… пульт… выключите телевизор, если вам не трудно… вы там рядом стоите… — он виновато развел руками. — Я его, знаете, в последнее время постоянно включенным держу. Вдруг скажут, что все это отменяется, что пришли к соглашению, что мы можем остаться… Ну и потом, звук какой-то, а то ведь теперь тут пусто. Я ведь теперь совсем один.

Томер подошел к окошку, выглянул, будто снова что-то ища.

— Мурка… — сказал он. — Даже Мурка куда-то запропастилась. У нас кошка есть, рыжая, Мурка. Странное имя для кошки, не правда ли? А Гили говорила, что в России почти все кошки — Мурки… Мы с ней, как вдвоем остались, так эти два месяца и прожили, душа в душу. А теперь вот и Мурка куда-то ушла. Как позавчера собираться начал, так и ушла. Боюсь, не найду до завтра. Кошки не любят перезжать. Вот. Теперь я совсем один.

Колька вытащил сигарету, закурил.

— Курите, — разрешил хозяин, не оборачиваясь. — Теперь можно. Теперь тут все можно. Но как странно, что вы не знаете…

— Извините, Томер, — тихо проговорил Берл. — Это моя вина. Я в последнее время много езжу, редко бываю в Стране. Да и нашли мы вас через Сару. Она тоже нам ничего не сказала.

— Не знала. Мы решили ничего ей не говорить, чтоб не расстраивать. Для нее это был бы такой удар. Гили ей, как дочь.

— Нет… — пробормотал Колька, словно отвечая каким-то, лишь ему слышным, голосам. — Нет… как это?

— Было во всех газетах, — повторил хозяин. — Вы ведь проезжали этот участок по пути сюда. Дорога от Гуша до Кисуфим. В тот день была демонстрация в Иерусалиме, против депортации. Я поехал прямо с работы, из Ашкелона. Я там работаю, в Ашкелоне. Электрик.

— А Гили с девочками должны были приехать из дома. Впятером… — он скривил рот в подобии усмешки. — Вернее, вшестером. Гили ведь была беременна, на восьмом месяце, тоже девочкой. Вот как — только девочки у нее и получались… я хотее-е…