Прошло пятьдесят три секунды.

– Поднимите руки, если вы считаете, что надо спасти Каролине, – опять прокричал Эрик, уже в отчаянии, в сантиметрах от поезда, это был единственный способ остановить его или увернуться.

Он поднял руку и уставился на Грунга. Грунг повторил за ним и посмотрел на Силье.

– Нет, – зарыдала Силье, – нет, нет, нет…

Прошло пятьдесят семь секунд.

Грунг и Эрик стояли с поднятыми руками и смотрели теперь на Миккеля.

– Да или нет? – проорал Эрик.

Миккель попытался поднять руку, но она не слушалась. Она была такая тяжелая. Его рука никогда не была такой тяжелой раньше. Она не слушалась его. Или как раз слушалась. Его голова не знала.

Пятьдесят девять секунд.

– Давай же, – завыл Эрик. – Мы спасем Каролине или не спасем?

– Мы убьем Андреа, – хныкала Силье, – мы не можем.

– Вверх или вниз? – завопил Грунг.

В поднятой руке у него были клочки волос. Миккель еще раз попытался поднять руку, но она по-прежнему не поднималась.

На столе зазвонил телефон.

В комнате повисла тишина. Минута прошла. Телефон опять звонит. Миккель Волд молча уставился на него. Он не понимал, где находится. Не видел. Это могла быть другая комната. На луне. Он не знал, что делать. В конце концов Эрик Рённинг наклонился и нажал кнопку ответа на вызов.

– Привет еще раз, – сказал металлический голос.

За столом тишина.

– Я весь в напряжении – что же вы решили?

Все по-прежнему молчали.

– Вы тут? – переспросил голос.

Силье посмотрела на Грунга, Грунг посмотрел на Эрика, Эрик посмотрел на Миккеля, а Миккель посмотрел на свои пальцы.

Металлический голос холодно засмеялся.

– Вы что, дар речи потеряли? Мне нужен ответ. Время идет. Тик-так.

Эрик Рённинг кашлянул.

– Мы…

– Андреа? Или Каролине? Кто из них поедет домой? Одна девочка умирает, другая остается в живых. Неужели это так сложно?

– Обе остаются жить, – вдруг хныкнула Силье.

Металлический голос снова засмеялся.

– Нет уж, фрекен Улсен. Этого в правилах нет. Одна живет, одна умирает. Вы решаете, кто живет, а кто умрет. Разве это не приятно? Решать, кто умрет, а кто будет жить? Разве вы не становитесь на мгновение Богом? Разве не прекрасно быть Богом, Рённинг?

В комнате снова повисла тишина. Секунды бежали. Мозг Миккеля Волда перестал думать. Силье ушла в себя. Грунг стоял, подняв обе руки. Эрик Рённинг открыл рот и как раз собирался что-то сказать…

– Ну что же, – холодно произнес голос. – Тогда умрут обе. Жаль, конечно, но если вы этого хотите, не буду мешать вам. Было приятно поиграть с вами.

– Неееет! – заорала Силье, схватив телефон обеими руками в последней отчаянной попытке пробудить человеческий разум в ледяном металлическом существе, но было слишком поздно.

Голос уже пропал.

Миа Крюгер сидела на курительной веранде и наблюдала, как Мунк травит свои легкие. Они только что закончили сегодняшний брифинг, и Мунк был в особенно дрянном настроении.

– Как это возможно? – повторял он снова и снова и тер глаза.

Никто из команды почти не спал за последнюю неделю, но Мунк выглядел так, будто спал меньше всех. Миа ждала подходящего момента, чтобы сказать то, что думала. Она мешкала. Не была уверена. Это было просто предчувствие. Оно росло все больше в течение дня.

– Как это возможно? – повторил Мунк, закурив новую сигарету сразу за предыдущей.

– О чем ты думаешь? – сказала Миа, достав из кармана пастилку.

Он очнулся, увидел, кто с ним говорит, и взгляд его смягчился.

– Обо всем, – сказал он и снова потер глаза. – Кто-то же должен был их видеть? Две шестилетние девочки не могут же просто исчезнуть так бесследно?

– Ничего по вознаграждению?

– Ни хрена. Пятьсот тысяч крон. Думаю, кто-то бы все же объявился с какой-нибудь информацией?

– Они поднимут до миллиона?

Мунк кивнул.

– Завтра опубликуют. Так что остается только надеяться.

– На то, что не все маньяки мира заблокируют наши линии.

– Мы должны воспользоваться шансом, – сказал Мунк, сделав длинную затяжку. – Ты связалась с Бенджамином Бахом?

Миа кивнула.

– Встречаюсь с ним в полпятого в театре. У него есть всего полчаса. Видимо, играет еще в «Кариусе и Бактериусе» помимо Гамлета. Хочешь со мной?

Мунк покачал головой.

– Нет, иди ты. Он живет в квартире прабабки? Получает ли счета туда? Узнай.

– No problem.[23]

– Черт возьми. Кто-то же должен был что-то видеть? Как садились в машину и выходили из нее? В дом и из дома? В подвал и из подвала? Девочкам же нужно есть? Кто-то, кто покупал очень много еды? Кто-то, кто…

Мунк сидел, уставившись на свой окурок.

– Если все хорошо спланировано, то нам должно повезти, ты же знаешь, – сказала Миа.

– Выглядит чертовски хорошо спланированным, разве нет? – вздохнул Мунк.

– К сожалению, да. Самым спланированным за много лет.

– И мы знаем, что это означает, – сказал Мунк. – Девочки не выживут, если мы не найдем их в ближайшее время.

Миа промолчала. Сидела и смотрела вниз на улицу. Иногда она завидовала тем людям. Обычные люди. Управляли своим киоском или покупали обувь детям. Их не касались подобные вещи. Она съела еще пастилку.

– Я должна тебе кое-что сказать, – сказала она Мунку.

– Выкладывай.

На мгновение Миа задумалась, подбирая правильные слова.

– Что? – с любопытством спросил Мунк.

– Я думаю, ты вовлечен в это.

– Что значит вовлечен?

– Думаю, ты – часть их плана.

– Твою мать, о чем ты говоришь, Миа?

Их прервал волнующийся Габриэль Мёрк, просунувший голову в дверь.

– Извините, что прерываю, но…

– Что тебе надо? – прорычал Мунк.

– Нет, ничего, Миа, я нашел то, что вы просили вчера. Что мне с этим делать?

– Передай все имена Киму и Людвигу, пусть сопоставят с делом Хёнефосса. У меня предчувствие, что здесь может что-то быть.

– Сделаем, – сказал парень, быстро закрыв дверь, не глядя на Мунка.

– Что ты имеешь в виду – я вовлечен в план?