Брэд разворачивается на стуле и теперь смотрит на меня в упор.

— Твоя мама знала, что у меня есть любимая женщина, Брет. Когда мы познакомились, я был с Дженной. Элизабет не могла так поступить ни с тобой, ни со мной.

У меня такое ощущение, что меня ударили в живот.

— Тогда какова причина, Брэд? Почему мама наняла именно тебя? Почему просила зачитывать мне каждое письмо? Почему сделала все, чтобы мы постоянно общались, если знала, что ты не свободен?

Брэд пожимает плечами:

— Ума не приложу. Впрочем, возможно, я ей понравился, она надеялась, что понравлюсь и тебе. — Он задумчиво трет подбородок. — Нет, невозможно строить такие далеко идущие планы.

— Да? Серьезно? — передразниваю я его. — А я уверена, мама запланировала романтические отношения между нами. В противном случае я никогда бы не смогла… — Чувствую, что жар поднимается к самой голове. — Я никогда бы не смогла сделать то, что сделала.

— Ты имеешь в виду, соблазнить меня? — Брэд смотрит на меня с усмешкой.

— Смею напомнить, что за неделю до этого ты пытался соблазнить меня.

Брэд тихо смеется.

— Не будем вдаваться в детали. Кроме того, были предпраздничные дни. Ты должна меня понять.

Теперь я спокойна. Мы разговариваем как прежние Брэд и Брет.

— Через две недели приезжает Дженна. Я хотел бы вас познакомить, ты не возражаешь?

— С удовольствием, — отвечаю я совершенно искренне.

Брэд поворачивается и оглядывает зал.

— Кажется, наш столик готов.

Мы пересаживаемся за столик у окна, и нас захватывает разговор о Питере, Санките и моей работе.

— Врачи прокололи ей тербуталин, чтобы остановить схватки, но я очень за нее беспокоюсь.

Брэд смотрит на меня с улыбкой.

— Что случилось?

— Ничего. И очень многое. — Он качает головой. — Ты совсем не похожа на ту женщину, что пришла в мой кабинет в сентябре. Ты действительно полюбила свою работу, верно?

— Верно. Полюбила. Даже не верится, правда?

— Если отбросить все твои жалобы и нытье, ты признаешь, что Элизабет оказалась права.

Я краснею и округляю глаза, что вызывает веселый смех Брэда.

— Правда глаза колет?

— Пожалуй. А что было бы, не найди я работу с учениками дома? Вдруг мне пришлось бы преподавать в классе? Тогда я бы не выдержала. Серьезно. Маме просто повезло.

Брэд молча достает из кармана розовый конверт. Пункт номер двадцать.

— Ты работаешь уже почти три месяца, думаю, ты его заслужила. — Он разворачивает лист бумаги и начинает читать: — «Поздравляю, доченька! Как бы мне хотелось услышать твой рассказ о новой работе. Интересно, где ты преподаешь? Все же мне кажется, ты не работаешь в классе, для этого у тебя слишком большие проблемы с поддержанием дисциплины».

Я непроизвольно вскрикиваю.

— «Не обижайся, милая. Помнишь, Мария позволяла детям капитана фон Траппа вести себя возмутительно, но она нам понравилась».

Воспоминания о том, как мы с мамой, устроившись на диване с миской попкорна, смотрели фильм «Звуки музыки», вызывают улыбку.

— «Как и Мария, ты идеалистка, что само по себе просто замечательно. Ты полагаешь, что на твою доброту люди будут отвечать добротой, но дети всегда задиристо ведут себя с людьми мягкими и чувствительными, особенно на глазах одноклассников».

Вспоминаю о Мидоудейл, Дуглас-Кииз и Питере.

— Это точно.

— «Надеюсь, ты работаешь с небольшими группами детей, возможно, индивидуально. Я права, милая? Как бы мне хотелось знать ответ! Не важно, я верю, что у тебя все замечательно. Твои ученики наверняка оценили твое терпение и умение поддержать в трудную минуту. Я горжусь тобой, дорогая моя. В рекламном отделе ты была очень полезна, но быть учителем твое призвание.

Готова поспорить на свою жизнь».

На глазах выступают слезы. Мама так и поступила. Она сочинила сложнейший сценарий по исправлению жизни, которую считала бесполезной. Он мечтала, чтобы я жила просто и счастливо. Огорчает только сделанная ею ставка.

В один из будних дней, когда я еду на работу, раздается телефонный звонок. На экране высвечивается номер Джонни. Что на этот раз? Принцесса до сих пор чихает? Останавливаюсь у обочины, попутно производя мысленные подсчеты, и понимаю, что на Западном побережье еще даже не рассвело. Меня передергивает от дурного предчувствия.

— Привет, Брет, — слышу я взволнованный голос. — Я подумал, ты должна знать. Зои в больнице.

У меня перехватывает дыхание. Зои! Но это невозможно! В больницу не кладут с простудой!

— Что случилось? Что с ней?

— Воспаление легких — то, чего я и боялся. У нее с раннего детства проблемы со здоровьем.

Я замираю, съежившись от стыда. Моя сестра больна — серьезно больна, — а я думаю только о себе.

— О, Джон, как ужасно. Но ведь она поправится?

— Зои настоящий борец, всегда была такой. Она справится.

— Чем я могу помочь?

— Ничем. Мы можем только ждать. Но ты ведь будешь мысленно ее поддерживать, правда?

— Разумеется. Поцелуй ее от меня. Скажи, пусть держится, а я буду за нее молиться.

— Да, Брет, ты ведь можешь по-прежнему отправлять открытки? Зои с ними не расстается, даже в больницу с собой взяла.

Мне кажется, сердце мое остановилось. Из глаз хлынули слезы.

Моя сестра серьезно больна.

Самый короткий календарный месяц февраль тянется, кажется, бесконечно. Помимо отправленных открыток, цветов и шариков, я ежедневно звоню, чтобы справиться о здоровье Зои. В прошлую пятницу ее выписали, впрочем, только для того, чтобы в понедельник опять увезти в больницу. Бедняжка очень ослабла и никак не может поправиться, и я терзаюсь от невозможности помочь на расстоянии в две тысячи миль.

Сегодня я провожу тринадцатый день в доме мамы, поскольку по моим правилам отсчет начинается после каждой ночи, проведенной в «Джошуа-Хаус», но меня до сих пор охватывает ужас при воспоминании о разговоре с Джоадом. «Я полагал, ты захочешь в точности соблюсти все мамины условия». Может быть, он прав, и мама действительно хотела, чтобы я переехала? Но это очень жестоко, учитывая, сколько я потеряла, а моя мама никогда, никогда не была жестоким человеком.

С такими мыслями субботним утром я направляюсь в Пилсен, решив наскоро осмотреть окрестности, а вернувшись домой, отправить по электронной почте отчет о бесплодных поисках Джоаду и Брэду. Тогда мне станет легче.

Район выглядит очень оживленным. Я наслышана о том, что здесь самые лучшие мексиканские рестораны в городе, впрочем, проехавшись по центральным улицам, я убеждаюсь, что мексиканское влияние чувствуется во всем. Среди пешеходов много латиноамериканцев, на углу я замечаю мексиканскую булочную, а через дорогу мексиканский продуктовый магазин, многочисленные лавки заполнены аутентичными вещами. Я испытываю внезапный прилив симпатии к этим людям, приехавшим сюда в поисках лучшей жизни, к людям… так похожим на меня.