но на них так ничего и не свалилось. Проскочили! Навстречу выбежала давешняя молодка, протянула руки, закричала, почти завыла. Отдав добычу, богатырь оглянулся. Кровля все еще не занялась, и на ее краю по-прежнему чернела одинокая фигурка. Несколько минут, и конец. Душа уйдет к Белобогу, а от тела и угольков не останется. Да и то сказать, пожила бабка, всем бы так…

– Сможешь? – шепнул, склоняясь к взмыленной золотистой шее, Алеша. – Еще раз?

«Я смогу. Ты сумей!»

У них получилось! Второй прыжок вышел даже лучше первого, должно они с буланым свыклись. Китежанин сдернул старуху с края крыши, прижал к себе, как не всякую красавицу прижимают, но на обратном пути их наконец накрыло. Рухнул, перекрывая дорогу, здоровенный сук, огненными росчерками брызнули в стороны ветки поменьше, одна мазанула богатыря по шее, другая, пятипалая, вцепилась в лошадиную гриву худовым гребнем. Конский волос вспыхнул сразу, но буланый головы не потерял. С громовым ржаньем перемахнул предательский сук, понесся дальше. Негустая толпа шарахнулась в обе стороны, Алеша, прижимая к себе спасенную, спрыгнул на ходу, а конь, сбивая пламя, принялся кататься по иссохшей земле. Сбил и, похоже, даже не очень ожегся. Поднялся, тряхнул остатками гривы, победно заржал, и словно в ответ заголосила, бухнувшись спасителю в ноги, бабка, так и норовя обхватить запыленные сапоги. С ней тоже все было в порядке, а благодарностей, тем паче таких, будущий Охотник не выносил.

– Обошлось, и ладно, – китежанин поднял старуху на ноги и впихнул в объятья все той же молодки, явно намеревавшейся грохнуться на колени рядом со спасенной. – Удачи вам, люди добрые, а мне коня проведать надобно.

Буланый стоял на месте, настороженно косясь на идущего к нему богатыря. Если кто не видел, как они на пару дважды смерть обгоняли, за чужих бы принял.

– Спасибо тебе, друже, – Алеша провел рукой по сразу закопченной и запыленной шкуре. – Ты чей? Откуда? Звать-то как?

«Водовозные мы нынче, – раздался слышный лишь китежанину смешок. – Звать по-всякому. Худово отродье. Злыдень. Чума. Змей. Да, Скот Безрогий еще…»

– Буланко тебя звать, – прикрикнул Алеша, понимая, что отберет чудо-коня хоть бы и у самого князя. – Буланыш.

«Годится. А ты кто?»

– Алеша. Охотник китежский. Верней… буду скоро…

Если бы не пожар, они бы не встретились. Если бы не пожар, кто его знает, признали бы они друг друга, поняли бы… На пожаре, как и в бою, все выходит проще и быстрее. Некогда удивляться, не верить, сомневаться – надо делать дело.

Дивокони богатырские лишь с теми говорят, кого за хозяина признают. Тихоня-архивариус, получивший жеребца в счет старого долга, знать не знал, каким сокровищем владеет. Ненужного ему коня он сплавил тестю-водовозу, с которым у Буланко не сложилось. Избавиться от разбившего уже третью бочку буяна оба родича были радешеньки, тем паче что выкуп Алеша предложил честный. Ну и что, что истинной цены Буланко книжный червь не ведал, дальнюю дорогу с обмана не начинают.

О постылой бочке Буланыш забыл быстро и, казалось, навсегда, да только зарекаться нельзя ни от чего. Другое дело, что ни запереть ослепшего друга в конюшне, пусть и лучшей, ни дать ему с собой кончить Охотник не мог, тем паче беда приключилась по его вине. Нет бы прибить самозванца на месте да не мешкая ехать своей дорогой! Хотя ни один ведун не скажет, что бы тогда Зденка натворила. Одной босоркой или вештицей на Руси запросто могло стать больше, а сила у юной зверинщицы была…

«Нельзя с ведьмой сговариваться, – мерно шагавший лесной тропой Буланыш внезапно встал и топнул ногой. – Обещай, что не станешь».

– Ее бы сперва найти, ведьму эту, – пробурчал Охотник, разглядывая осеннее многоцветье.

Сивый лес на поверку оказался пестрым, прямо-таки расписным – красным, рыжим, желтым, багряным, лиловым с темной еловой прозеленью. Сквозь редеющие вершины ясными лоскутами проглядывала небесная синева, цеплялись коготками за кору непуганые и от того любопытные белки, стрекотали сплетницы-сороки. Пахло то грибами, то смолой, то отчего-то давно отошедшей малиной, пару раз вдали раздавался призывный олений клич: рогатые красавцы вовсю играли свадьбы. И все бы хорошо, только пресловутая Мирава ровно сгинула, хотя местные в один голос твердили: башня в лесу и впрямь стоит, и живет в ней колдунья-отшельница. Красотка – на диво, глянешь – голова закружится, только строга больно, хоть порой и помогает. Не всем, правда. Тех, кто несолоно хлебавши возвращается, не в пример больше. Платы вроде не просит, хотя кто знает, как оно на самом деле… Не за все деньгами берут, бывает – и чем подороже.

«Обещай, – вновь потребовал Буланко. – А то дальше не пойду».

– Душу в заклад не отдам, – заверил Охотник, – за дурное дело не возьмусь, а с прочим – поглядим. Только не похоже, что среди этакой красы Тьма угнездилась. Там, где слуги чернобоговы заводятся, лес если не гниет, то чахнет, а тут все как на дрожжах прет. Другое дело, что по этой чащобе если кто и шастает, то лешие.

«Куда едем?»

– Погоди, дай подумать.

Они кружили по Сивому лесу второй день, переходя с тропы на тропу, пили из ручьев, замирали, слушали. Буланко вбирал ноздрями лесные запахи, Алеша вглядывался в заросли, выискивая хоть какой-то намек на присутствие чародейки. Их никто не водил, не морочил, не запугивал, только башня, о которой твердили в округе, как сквозь землю провалилась. Молчали и китежанские наколки, хотя они могли просто не чуять угрозы. Охотник поморщился, и тут его осенило.

– Буланыш, – хмыкнул он, – а что это мы сюда ввалились – ни здрасьте, ни до свидания? Хозяина уважить надо, поздороваться, гостинчика поднести!

Нужное отыскалось в первом же кармане, будто ждало своего часа. Серебряная великоградская монета, непонятно откуда взявшийся девичий перстенек с синим камешком и припасенные для Буланко еще до беды леденцы – всё это, брошенное богатырской рукой, взметнулось над тропой пестрой стайкой и улетело в кусты на дальнем краю небольшой круглой полянки.

– Здравствуй, хозяин ласковый, – слова старого приветствия Алеша произносил раздельно и медленно, – мы не тати лихие, мы гости честны́е! Кланяемся тебе, как старшо́й родне! Прими наш гостинец, да не пугай нас, не балуй – порадуй! Убери с дороги зверя лютого, проведи тропами тайными, покажи места красивые, сделай видимым невидимое!

С духами, что домашними, что водяными, что лесными, китежанин всегда ладил, но такого прежде видеть не доводилось. С поляны будто покрывало сдернули, и грибов на ней открылось неисчислимо, на телеге не увезти! И все один к одному: крепкие, чистые, не мелочь, но и не