– Спасибо тебе, хозяин ласковый, – богатырь спрыгнул с не перестававшего принюхиваться Буланыша и земно поклонился, – только мы не за грибами явились. Ни ножей у нас при себе, ни корзин. Дозволь лучше тебя про путь-дорогу расспросить. Помоги сыскать то, что никак не находится…

* * *

Заветный жар-череп который день мирно спал на своей подставке. Тревожный багровый огонь почти погас, лишь в самой глубине глазниц что-то чуть заметно поблескивало красным. Раньше Веселина прикрывала смертоносное сокровище расшитым огненными язычками платком, потом привыкла. Ну, череп на палке, ну, в девичьей светлице – и что? Кому он мешает? Все равно здесь никого, кроме нее, не бывает.

Волшебница скользнула скучающим взглядом по разукрашенному серебристыми звездочками темно-синему потолку и уставилась в стену. Прихотливая белокаменная резьба под взглядом хозяйки начала сглаживаться, превращаясь в большое круглое зеркало. Девушка небрежно шевельнула рукой, и пальцы ощутили тепло древесины.

Мать любила хрустальные гребни, мачеха с дочками мечтали о заморских, черепаховых с золотом, яги хвалились и соблазняли костяными, а она предпочитала простенькие, березовые. Веселина неторопливо расплела косу и принялась разбирать темно-русые пряди. При желании молодая чародейка привела бы себя в порядок одним взмахом руки, но зачем торопиться, если делать все равно нечего, только ждать? Странная все же это штука – время. Кажется, три года – это много, а они пролетели, будто три дня. Думаешь, что месяц короток, а он тянется, тянется, тянется…

Девушка разжала пальцы, и переставший быть нужным гребешок тут же исчез, зато на колени легла синяя, шитая серебряными ивовыми листочками лента. Зеркало послушно отражало рождение косы, которой нельзя было не гордиться, только Веселина собой не любовалась никогда. Руки привычно и равнодушно затянули узел, сделавшее свое дело стекло потускнело, пошло озерной рябью и исчезло, осталась изукрашенная неповторимой резьбой стена.

Прихотливые завитки перетекали то в виноградные гроздья, то в волчьи лапы, то в беличьи хвосты. Понять, где кончается зверь и начинается лоза или лист, было непросто. Когда-то Веселине нравилось создавать из камня узоры и оживлять их, потом наскучило и это. Девушка начертила указательным пальцем в воздухе завитушку, и на голове не то собаки, не то льва возникли оленьи рога, потянулись, изгибаясь, расцвели причудливыми цветами, из сердцевин которых вылетели длиннохвостые хохлатые птицы. Получилось красиво и бессмысленно. Нахмурившись, волшебница смахнула со стены свое творенье, но разозлиться как следует не успела.

– Невежа явился, – не то прошептал, не то пропел тоненький, памятный с колыбели голосочек, – незваный-негаданный. Слов не слушает, воли хозяйской не чтит. Вели прогнать.

– Ох уж эти деревенские… – поморщилась чародейка, как ей думалось успешно отгородившаяся от местных увальней. – Ничего, постоит, потопчется да и пойдет, откуда пришел.

– Не деревенский это. Одет непонятно, сам высок, статен, лицом пригож. Чего надо, не говорит, страха не ведает, вежества не знает. Видать, боярин, а то и царевич, про красу про твою несказанную прознавший. Вели прогнать.

– Ты это уже говорила, – Веселина покосилась на словно бы прилипшую к стене соломенную куколку в алом сарафанчике. Благуша в последнее время повадилась подсматривать за привратниками, а за хозяйкой она подсматривала всегда и всегда же зудела, умудряясь сразу и льстить, и корить, и поучать. Получались какие-то комары в меду.

– Потому и говорила, что нечего ему тут делать, – назидательно пискнула куколка. – Ты и получше видывала!

– Может, и видывала, но и на этого посмотрю, – девушка привычно ухватила соломенную советчицу поперек туловища и сунула в поясной кошель. – А ну, привратнички, покажите-ка мне гостя незваного-непрошеного!

В ответ почти по-собачьи гавкнуло, и часть цветочного узора зашевелилась и начала раздуваться. Это не было зеркалом и тем более окном: на белом камне сперва возникло что-то вроде тех наплывов, что случаются на стволах старых лип, затем в нем прорезалось дупло, из которого на Веселину глянуло молодое мужское лицо. Большое и искаженное, как отражение в стеклянном шаре. Деревенским непонятный парень не был точно, но и на знатного жениха не походил: те и выглядят глупо, и расфуфырены, как павлины заморские, а за царевичами еще и слуги толпой таскаются. А, кого бы ни принесло, все лучше, чем глядеть в стену и ждать!

– Убери, – велела привратнику чародейка, – и отвечай: гость один? Засады не чуешь ли?

– Мы на страже, – пролаял все тот же голос. – Засады не чуем. Один он. Слов наших не слушает, уходить не желает, страха не ведает. Мы на стра…

– Замолкни, – бросила, поднимаясь, Веселина. Голос послушно смолк, зато Благушу так просто было не унять.

– Ярится, невежа, терпения нет совсем, – пискнула она. – Не выходи к нему. Не прост он.

– Так и я не проста, – волшебница усмехнулась, задержав взгляд на сверкнувшем красными искрами черепе, но брать его с собой все же не стала. – Отобьюсь, если что.

* * *

– Мы на страже! – в который раз гавкнула каменная собачья морда с вислыми ушами. – Ходу нет!

– Нет ходу! – подтвердила клювастая змеехвостая птица, резная сестра той, что Алеша две ночи назад поймал в лагере зверинщиков. – Назовись! Кто таков? Зачем пожаловал?

– Я вам не сорока, сорок раз одно и тоже талдычить, – не выдержал Охотник, пытаясь понять, где тут все же дверь и что лучше для начала разнести.

– Ты не сорока, – подтвердила вислоухая голова.

– Сорока с крыльями, – согласилась птица. – У меня крылья есть, у тебя нет. Ты не сорока, я не ты.

Ее длинный тонкий хвост оторвался от опоясывавшей башню орнаментной ленты, частью которой и были каменные зануды, стеганув по наполовину исписанной медной табличке.

– Коли дело пытаешь, – велела змеехвостка, – говори.

– Коротко, – уточнила песья пасть. – Кто таков? Откуда идешь? Чего надобно?

– Охотник я! – рявкнул китежанин, но все же ухватил себя под уздцы. – Из Китеж-града. Мираву-отшельницу ищу.

– Сказано, – лупнула глазами распростершая над табличкой крылья сова, и на горящей меди проступили буковки, в точности повторяя предыдущие записи. – Записано.

– Записано, – подхватила собака. – Мы на страже! Пускать не велено!

– Ходу нет! – кукарекнула птица. – Ступай восвояси. Мы доложим.

– Мы доложим, – посулила сова. – Приходи через семь дней.

– Приходи через семь дней. Будет ответ.

– Будет ответ. Мы доложим…

– Мы доложим. Ступай восвояси…

– Да чтоб вас! – в бешенстве заорал Алеша, не представляя, что ему делать дальше.

Леший в благодарность за уважение и гостинцы бросил им с Буланышем под ноги нужную тропку. Очень похоже, что без нее они так бы и бродили по лесу, раз за разом проходя мимо словно надевшей шапку-невидимку башни. Разглядев среди поредевших наконец ветвей что-то белое, Охотник воспрянул духом, однако найти жилище отшельницы оказалось проще, чем в него попасть.