Она чуть-чуть шмыгала носом.

Поль потрепал ее по плечу:

– Ты хоть не повесишься?

– Да нет. С чего бы? Ты считаешь, что у меня уж настолько отчаянная ситуация?

– Нет, но куча девиц уже повесилась из-за всплывающих порнороликов.

– Спасибо, утешил…

– Просто чтоб ты знала.

– Иногда мне кажется, что ты меня считаешь буйнопомешанной.

– Да нет… Ты просто… эм-м… слегка прибабахнутая.

Порой Кристоф спрашивал себя, что стало катализатором – фраза Поля “на самом деле ты просто хочешь с ней переспать”? Или все пошло с Марианны, раскрывшей связь Луи и Паломы? Ясно было одно: ему страшно.

Сначала он просто заметил, не придав этому особого значения, что с некоторых пор искал на Youporn главным образом видео блондинок с волосами как пакля, большими сиськами и болезненным цветом лица. В итоге он для краткости ограничился опцией “германский тип”. Разумеется, чем больше они походили на Палому, тем больше он возбуждался. Но решил, что пару раз подрочит и все пройдет.

Спустя три недели ему пришлось признать, что их тесное соседство пробудило в глубине его души чудовище, нечто ужасное и отвратительное, нездоровые приступы ненависти, пожирающие, словно фагоциты, все его дни и ночи. Эта дрянь стала для него самым настоящим наваждением. На работе и дома он старался держаться как обычно, но скрывать собственную низость требовало огромных усилий, и от этого он сам себе казался еще гаже. Человек-слон навыворот. Монстр с человеческим лицом. От “германский тип” он перешел к “германский тип анальное пленение”. А потом, очень скоро, ролики перестали его удовлетворять. Начались пугающе бурные сеансы мастурбации. Он чуть не расплющил член об стену, только чтобы успокоиться. Дрочил, не просто представляя себя с ней в постели. Это был бы слишком легкий способ совладать со своим иудео-христианским чувством вины. Нет, он воображал, что рвет ей анус, что содомизирует ее, словно год не трахавшийся дикарь, – что тоже отчасти было правдой, учитывая, что с Клер он спал очень редко. Он порол ее, до крови хлестал по грудям.

Он чувствовал себя грязным. И все из-за нее. Она вымазала грязью его работу, его жизнь, его психику.

Ему хотелось взять нож и изрезать ей груди. Она будет орать от ужаса, а он – смотреть, как стекает кровь, капля за каплей. Такой жажды насилия он не ощущал за всю свою жизнь. И она не иссякала. Казалось, ей не будет конца. Чем больше он ненавидел Палому, тем дальше заходили его порнографические фантасмагории, преодолевая все новые границы сексуальной жестокости. Кристофа всерьез пугало то нутряное насилие, какое эта баба сумела пробудить в нем, человеке спокойном и склонном к компромиссам. И все из-за этой шлюхи, которая гадила ему каждый день, а потом небось шла в какой-нибудь мерзкий клуб свингеров, где ее держали в анальном плену Луи и его подонки-дружки.

Наваждение пожирало каждую его минуту. Хоть ему и удавалось скрывать свою ужасную тайну, но он стал раздражительным и на работе, и дома, что отнюдь не улучшало отношений с Клер.

Проблема была не в том, что он больше ее не хотел; просто сама мысль заняться с ней любовью повергала его в ужас. Он боялся, что не сможет контролировать свою сексуальную ненависть. Боялся сделать ей больно. Или того, что она все прочтет в его глазах. В последний раз, когда они занимались любовью, образ Паломы внезапно всплыл в его мозгу, и Клер подскочила: он слишком сильно сжал ей запястье. В придачу даже Марианна что-то почувствовала. На днях, когда он в энный раз распространялся в чате про то, какой ад ему устроила Палома, она ответила: “ок, она сука. Но ты, похоже, в таком бешенстве… Я уже начинаю думать, что на самом деле проблема для тебя в том, что она женщина”. Если уж Марианна заподозрила, то почему бы не понять Клер, знавшей его, как никто другой? Лучше он сдохнет, чем даст ей почувствовать, какое море дерьма плещется у него в голове. И, чтобы не рисковать, он предпочел оставить их брак тихо умирать в абстиненции. Он избегал любого физического контакта с ней, опасаясь, что не сможет сдержаться или что в ней вдруг откроется телепатический дар.

Надо было срочно выбираться из этой мерзости. Но как? К психиатру он пойти не мог: не дай бог откроется его истинное состояние – состояние, которое сам он считал разновидностью садомазохистского психического расстройства.

Но судьба, словно ему и без того мало не казалось, упорно подвергала его нервы испытанию. Однажды после обеда к его рабочему столу подошла Ванесса.

– Мы можем поговорить?

С тех пор как Палома заняла переговорную, у Кристофа не оставалось выбора: всем, кто хотел с ним побеседовать, он предлагал прогуляться к кофейному автомату. Но когда они подошли к машине, Ванесса спросила:

– А можно пойти в другое место?

Он огляделся, не понимая, где можно найти это “другое место”. Она уточнила:

– Вниз, на улицу, в любое кафе.

Черт. Похоже, дело совсем серьезно.

Путь до кафешки на углу они проделали молча. Стоял конец октября, холодало все сильнее, свет был тусклый и унылый. Витрины уже начинали украшать к Рождеству. Они сели за столик, и, глядя в окно кафе, Кристоф вспомнил, что именно здесь первый раз встретился с Марианной. Летом, в середине августа. На ней была белая маечка. Люк, тогда совсем еще младенец, спал в коляске. Кристоф вздохнул. Как хорошо было в те времена, когда он целые дни напролет проводил с сыном. Как хорошо было летом, когда Клер забеременела, они сидели в жопе, но все казалось возможным. Они были беззаботны, вместе смеялись над проблемами. Совсем другая жизнь. Им было тридцать. А теперь, в сорок, он задыхался под бременем ответственности, от того, что каждую минуту надо что-то решать. Никакой легкости, ни в чем. Даже в сексе. Все стало неподъемным. Сложным. Утомительным. Он тряхнул головой. Нечего приукрашивать прошлое. В те годы он пахал, как раб на галерах. Сидел без гроша. Теперь, по крайней мере, может осуществить тогдашнюю заветную мечту – обеспечить семье достойную жизнь.

Отхлебнув “долгого” эспрессо, Ванесса заговорила – жестким тоном, за которым сквозила неуверенность.

– Кристоф, прости, что я тебе это говорю, но у нас проблема. Вся редакция взбудоражена.

Он снова вздохнул, но постарался придать своему голосу толику бодрости.

– Отлично… Ну давай, рассказывай.

Она скрестила руки и сделала глубокий вдох.

– Мы перестали понимать, как работает сайт. Кто у нас главный. Большинство сотрудников пришли сюда работать с тобой, потому что мы бесконечно уважаем тебя и как журналиста, и как начальника.

Ах ты ж, блин, подумал Кристоф. Действует по моей методе: сперва комплименты, потом неожиданный удар.

– И в чем проблема?

– В Паломе.

Он откинулся на спинку стула. Естественно, в Паломе. Палома – вообще эпицентр всех проблем на свете.