всего лишь одна деталь. И подобные детали здесь повсюду. Вот пес, плещущийся в воде. Джордж разглядывает его половые органы. Собственно, размеры тестикул у всех созданий мужского пола на картине нешуточные, за исключением одного животного, у которого этого как раз следовало бы ожидать, — быка. У него их, кажется, вообще нет.

А вот обезьяна, обнимающая ногу мальчика, который надменно и пренебрежительно поглядывает на нее. А там — маленький ребенок, в шапочке, в желтой одежке, то ли что-то ест, то ли читает. Старушка с бумажкой в руке внимательно смотрит на ребенка. А вон единороги везут колесницу, в ней целуются влюбленные, а там люди с музыкальными инструментами, а здесь — люди работают в саду и в поле. Тут и херувимы, и гирлянды, толпы народа, женщины работают на чем-то вроде ткацкого станка, а внизу — глаза, смотрят из-под темной арки, но люди вокруг беседуют, делают свои дела и не замечают взгляда этих глаз. Здесь собаки и кони, солдаты и горожане, птицы и цветы, реки с берегами, а на воде пузыри и лебеди, которые, похоже, смеются. А еще — толпа младенцев. Вид у них ужасно высокомерный. Есть кролики или зайцы. Нет — и те, и другие.

Здания на картине иногда красивые, а иногда разбитые, валяются камни от развороченной мостовой, кирпичи, разрушенные арки на фоне красивой архитектуры и растительности, которая всюду прорастает сквозь руины.

Но невозможно не возвращаться все время взглядом к синей полосе, которая, подобно фризу, идет над залом, разделяя верхнюю и нижнюю части картины, где люди и животные, кажется, свободно летают. Синева все время притягивает взгляд. Она дает передохнуть от событий, что свершаются вверху и внизу. В этой синеве женщина в чудесном красном платье просто так сидит в воздухе над нахальной козой или овцой. Есть там и человек в белых лохмотьях. Именно он был на репродукции, которую мать увидела дома. По одну сторону от него — женщина, висящая в воздухе над козой, а по другую — молодой человек или молодая женщина, и то и другое вполне вероятно, в красивом и богатом наряде. В его руках — стрела или палочка и золотой обруч, и вид у него такой, словно все, происходящее вокруг, — всего лишь милая забава.

Он или она? спрашивает Джордж у матери, которая стоит перед этими изображениями.

Не знаю, отвечает мать.

Она улыбается, указывает на мужчину в лохмотьях, затем на женщину, что сидит в воздухе, а потом на игриво-легкомысленную фигуру в богатом одеянии.

И то и другое одновременно, говорит она. Какие все красивые — с овцой включительно. А вот погляди сюда.

Она указывает на верхний уровень. Туда трудно смотреть долго, потому что он очень высоко, и там три колесницы, которые везут странных существ, а вокруг много людей, птиц, кроликов, цветов и далеких пейзажей.

Прибывают боги, говорит мать.

Это боги? спрашивает Джордж.

А никто и не замечает, говорит мать. Вот посмотри на всех этих людей вокруг. Как будто боги для них — чепуха, подумаешь — боги. Они прибывают, а никто и глазом не моргнет.

Джордж разворачивается на пятках и смотрит на другую стену. Вдоль длинной стены залы — еще одна картина. Задумана она так же, как и та, что на дальней стене. Общая композиция та же. Да только она не такая красивая, не такая интересная и не так притягивает взгляд — или, может, ее не так хорошо отреставрировали.

Джордж внимательнее всматривается в картину-стену.

Фигуры здесь не такие красивые. Есть там и животные — например, здоровенный омар, но ничего нет рядом для сравнения, скажем, с конем на той же стене, который смотрит тебе прямо в глаза, и этот взгляд говорит: не очень-то мне нравится возить на спине человека. Там тоже есть люди и цветы, есть и люди, увитые цветами, но они не такие привлекательные или более гротескные, чем те, что изображены на стене в глубине залы, где кони веселее и упитаннее, а небеса синее.

Они же имели в виду времена года, правда?

Джордж возвращается к красивой стене.

Все здесь наслаивается одно на другое. Все происходит прямо сейчас и в то же время продолжается, по отдельности — и вместе, на плоскости стены и под изображением, и еще глубже, — словно открывается какая-то далекая перспектива на много миль. Кроме того, есть отдельные детали вроде того мужчины с уткой. Внизу все тоже происходит по своим правилам. Картина позволяет тебе видеть одновременно и передний план, и общую панораму. Смотришь на того дядьку с уткой — и видишь, насколько обыденна и почти смешна жестокость. Среди всяких прочих событий есть и она. Просто удивительно показано, насколько жестокость — обычная вещь.

А вверху, похоже, нет ни охоты, ни жестокости — только внизу.

Рога у единорогов — как стеклянные, светятся изнутри.

Одежду на всех людях как будто шевелит легкий ветерок.

Джордж бросает взгляд на мать — до чего же она на фоне этой синевы молодая и сияющая.

Что это за место? спрашивает Джордж.

Мать качает головой.

Палаццо, говорит она.

Потом произносит какое-то слово, которое Джордж не улавливает.

Никогда ничего подобного не видела, говорит мать. Этот дворец такой теплый, почти добрый, дружелюбный. Дружелюбное произведение искусства. Никогда в жизни ни о чем таком даже не думала. И посмотри. Он же ничуть не сентиментальный. Он благородный и одновременно скептичный. А вслед за едкой насмешкой — снова добрый и благородный.

Она поворачивается к Джордж.

Немножко похоже на тебя, говорит она.

А потом ничего не говорит. Просто смотрит.

Здесь абсолютно тихо, слышен только голос смотрительницы, которой очень понравился Генри, и она начала водить его от картины к картине и называть ему те вещи, на которые он показывает.

Cavallo, произносит женщина.

Лошадка, говорит Генри.

Si! Откликается женщина. Bene. Unicorni. Cielo. Stelle. Terra. Dei e dee e lo zodiaco. Minerva. Venere. Apollo. Minerva, Marzo, Ariete. Venere, Aprile, Toro. Apollo, Maggio, Gemelli. Duca Borso di Ferrara. Dondo la giustizia. Dondo un regalo. Il palio. Un cagnolino.[25]

Она замечает: и Джордж, и ее мать тоже слушают ее. Она показывает на пустые и выцветшие стены.

Secco, говорит она.

Затем на стены, на которых роспись.

Fresco, говорит она.

Потом указывает на самую яркую часть стены:

Mando о andato a Venezia per ottenere il meglio azzurro.[26]

По-моему, она говорит, что эта синяя краска — из Венеции, говорит мать.

Мать Джордж идет, чтобы поговорить со