Через пять минут перезванивает и в двух словах объясняет ровно так же, как растолковал я сам.

Что ж, есть две новости.

Хорошая — мозги мои работают идеально, и чуйка — тоже.

Плохая — хуй мне, а не продажа земли за три дня.

Эпштейн, в отличие от своей явно не очень умной жены (связаться с таким, как Рогов — это явно не от большого ума, прив сем уважении к покойнице) подстраховался и подстелил соломки. А если быть точным — прямо целый стог сена навалил. Младшей, Марине, он закрыл солидный счет, которым до ее совершеннолетия может распоряжаться ее опекун, но с поправкой «только на расходы, связанные с образованием и здоровьем». Обойти такие ограничения сложно, но можно. Возможно, Шуба пообещал Рогову помочь решить и этот вопрос — никакой другой причины, зачем ему сдалась мелкая сестра моей девочки нет и быть не может.

Брату Ани (нихуя себе — тут и брат целый есть?) Эпштейн А. Л. Оставил квартиру площадью сто три квадратных метра с неплохом районе. Но есть одно «но» — этот дом уже третий год как аварийный. Так бывает, когда застройщики экономят на архитекторах и дизайн им малюет третьекурсник-недоучка, вообще не вникая в ландшафт, течения грунтовых вод и прочие мелочи. Так и стоит эта огромина со здоровенной трещиной в бочине. И снесут ее лет через много, пока не истекут сроки исковых заявлений от облапошенных владельцев дырки от бублика.

Ну и Нимфетаминка.

Ей достался самый сладкий кусок пирога — земля. Странно, я всегда думал, что в многодетных семьях старшие всегда только на орехи огребают. Аня получает право на землю по достижению двадцати одного года, но с оговорками — из шести участков продать она может только пять, а один (на ее выбор) должен быть только в ее собственности. Но тут и хрен бы с ним — мне и пяти хватит, тем более, что земля хорошая, строить элитку там просто в путь, через три-четыре года все это окупится троекратно. Но есть еще пара сносок. О том, что хоть формально земля и перейдет к новому владельцу, за Аней сохраняется такое количество «оговорок», что без ее подписи там буквально даже обосраться будет нельзя. А чтобы всяким ушлым чертям, которые захотят облапошить бедную девочку, не повадно было, ограничение на всю вот эту лабуду составляет триста шестьдесят пять дней с момента подписания договора.

Понятно, почему Шуба так в нее вцепился.

Год, конечно, не так чтобы неподъемный срок, но за год в возрасте Шубы и окочуриться можно. А вот если взять Аню в жены и пошаманить с разными доверенностями, то можно немного облегчить себе жизнь, и расчет Шубинского был явно как раз на это.

Интересная картина получается.

Лицо Ани в тот момент, когда она соглашалась на куплю-продажи, было таким перепуганным, что подозревать ее во лжи как-то даже не комильфо. Да и в той обстановке в принципе мало кто смог бы вот так на голубом глазу пиздеть. Значит, Нимфетаминка об этих «сносках» ни сном, ни духом. И завещание, скорее всего, в глаза не видела.

На разводняк не похоже.

Но Эпштейну покойному мое почтение.

Ладно, надо это все обмозговать, но завтра.

Сейчас фотографирую документы Ани, скидываю их Дине. Через пару минут она пишет короткое: «Работаю».

Скидываю юристам бумаги по опеке, даю отмашку решить вопрос быстро и малой кровью, с намеком на то, что все необходимые документы для решения вопроса в пользу Ани, при надобности, нарисуем. Но мне уже рапортуют, что возраст Марины позволяет решить вопрос с ее согласием и без танцев с бубнами. И то хлеб.

К дому приезжаю в районе пяти, уже когда вечереет.

Захожу, осматриваюсь. Охрана жестами показывает, кто где: из гостиной грохочет какой-то файтинг (кажется, теперь у меня есть напарник по приставочному мордобою), из кухни льется тусклый свет. Снимаю пиджак, расстегиваю рубашку. Снял бы ее к херам, но как-то надо поиметь совесть и не сверкать перед мелкой голыми сиськами. Хотя вот сестричке ее вид определенно нравится.

Заглядываю на кухню, держа в зубах скабрезную шутку о том, что ей теперь целый год у меня посуду мыть, столбенею.

Аня, склонившись над планшетом, стоит спиной, чуть отставив задницу и балансирует на одной ноге, изображая цаплю.

Розовую.

Это что на ней такое вообще надето?

Я как-то привык к тому, что тёлка всегда идет по проторенной дорожке — либо голая, либо в шелковой пижаме, из которой торчит вообще все, ну или какая-то там тряпка со шнурками и завязками.

К розовому плюшевому комбинезону жизнь меня точно не готовила.

Я даже не вижу, блядь, каким образом этот скафандр снимается.

И в принципе не понимаю, почему и зачем меня посещает эта мысль.

Пока я занимаю удобную позу в дверном проеме, опираясь на косяк для лучшего обзора, Аня меняет ноги, отводит назад волосы и, едва заметно дернув плечом в такт каким-то своим мыслям, делает громче звук на планшете.

Старое, французское, женское, сладкоголосое в ритме ча-ча-ча.

И моя девочка начинает медленно раскачивать бедрами, по-кошачьи и в такт мелодии переступая с ноги на ногу.

Наращивает темп.

Ее бедра мягко чертят виртуозные восьмерки, тело раскачивается в соблазнительном ритме.

— Joe le taxi, il va pas partout, — подпевает на французском почти без акцента, заводит пальцы в волосы, откидывая их на спину, — Il marche pas au soda…

Три шага влево, три вправо, какая-то невероятная фигура задницей в воздухе, от которой у меня встают даже шнурки в туфлях, взмах головой. Приподнимается на цыпочки, доходит до припева, ведет ладонями по телу, разворачивается…

— Влад. Господи!

— Не-не, продолжай, я почти кончил.

— Больной! — Заливается красным и с ужасом смотрит мне за спину.

— Мелкая в приставку рубится, спокойно.

В отличие от Ани, у меня рефлексы и органы чувств работают как у охотничьей собаки, я бы шаги, любые, услышал метров за десять. Нюхом учуял. Когда от этого зависит, проснешься ли ты утром и не сожрут ли крысы часть твоих конечностей — быстро учишься быть начеку двадцать пять часов в сутки.

— Это ты что такое только что задницей вытворяла? Можно на бис?

— Я готовлю ужин. — Аня выключает музыку, быстро крутит из волос пучок и закалывает его простым карандашом, как будто гейша. — Ты останешься?

Уже собралась и к моему огорчению, изгнала из себя дух игривой кошки.

Но вопрос о том, как все-таки снимается эта розовая штука, отпал