— А что на ужин?

Пока она поворачивается к плите и перечисляет солидный список того, что уже готово и что еще в процессе, подхожу ближе. Ровно ей за спину. Держать руки и дальше в карманах или ну его на хуй — вот в чем вопрос?

— Ты нарушаешь мои личные границы, — стеклянным голосом предупреждает Аня, решительно нарезая большой и сочный болгарский перец. — Кстати, ты же в курсе, что это — santoku?

— Угрожаешь? — Подхожу ближе, чтобы между нами почти не осталось свободного пространства.

— Это переводится как «три хороших вещи». — Резко разворачивается, держа нож как будто на расслабленной руке, левее, но на уровне моей груди. — Можно резать, рубить и крошить. Сегодня я уже им резала и крошила. Сделаешь еще шаг — и с удовольствием проведу тебе демонстрацию режима рубки.

Ты смотри какая смелая.

Ножом перед носом у отбитого цыгана размахивает.

— Ну давай, — подаюсь вперед, ловя первые ноты странного кайфа от того, как ее упругая грудь расплющивается об мою. У нее там же явно охуенчик, а не форма.

— Отойди. — Из Ани потихоньку начинает выветриваться смелость.

— А как же рубка? — Кладу руку слева на столешницу, перекрывая один из путей побега, и прежде чем Нимфетаминка успевает сообразить, что к чему, опускаю вторую руку ей на бедро. — Ты там чёт продемонстрировать хотела, храбрый портняжка. Давай, жги.

Ее глаза становятся круглыми как плошки.

Ну на хуй, конечно, так ее пугать, а то еще правда обморок грохнется. Не тот сексуальный отклик, который я хотел бы в ней выковырять, но мне-то, блядь, что делать, если тормоза уже начали потихоньку отъезжать. А двух блонди, как оказалось, вообще ни хера не достаточно, чтобы перекрыть волчий аппетит, который во мне будит эта трепетная овечка. Причем природа этого аппетита мне до сих пор не понятна.

Сжимаю пальцы на ее бедре.

Чувствую под ними округлую и тонкую тазовую кость.

На Ане мяса (в хорошем смысле этого слова) достаточно, диетами она себя не морит, спорт любит, не ленится, бегает вон, если верить инсте. Так что тело ее выглядит абсолютно аппетитно. Но в то же время — вот такой штрих. Огромный красный знак «СТОП» на пути у моего желания нагнуть ее раком здесь и сейчас.

От голода не избавляет, но в голове проясняется. Не до конца, но я хотя бы соображаю, что тут у нас не знойная стриптизерша, а, блядь, целка-отличница, и вот такие фокусы с ней точно не пройдут. Но как же неипически жаль-то, а?

— Грей, — Аня кое-как справляется с чувствами и даже снова радует меня своим жутко серьезным взглядом, — руки от меня сейчас убрал.

Мы секунду пикируемся взглядами «на слабо».

Ноль сомнений, что в этой игре я ее стопроцентно обыграю, но иногда чтобы выиграть войну, нужно проиграть одну маленькую битву. В конце концов, мне с ней еще целый грёбаный год дела вести.

Я растягиваю губы в джокерской улыбке, без труда забираю нож из ослабевших Аниных пальцев и легким толчком отгоняю от плиты. Она и рада — сразу шмыгает за столешницу, выжидает, не буду ли играть с ней в кошки-мышки. Я бы с радостью, если бы в качестве награды за победу можно было ее сожрать.

— Ань, значит так. — Закатываю рукава рубашки до локтей, берусь за нож и за секунды нарезаю остатки овощей. Есть что-то успокаивающее в звуках механической рубки. — За инициативу с бывшей — спасибо, хвалю, бла-бла-бла. Но больше так не делай.

— Ты умеешь готовить? — слышу ее удивленный голос, все еще тихий от волнения.

Так, по ходу, я только что сам с собой поговорил.

— Да, Нимфетаминка, я умею готовить. А еще я умею зарабатывать и не жадный, умею гонять всякую шпану и не только шпану. Имею навыки экстремального вождения. У меня охуенное тело, потому что я пашу над ним четыре дня в неделю. А еще я ебусь как порнозвезда. И не храплю.

Ну и длинный список других весьма специфических достоинств не для невинных ушей этой трепетной лани.

— М-м-м-м… — издает она у меня за спиной.

Это что еще, блядь, за «м-м-м-м»? После такой презентации мне надо вручать свои мокрые трусы, а не многозначительно мычать.

— Куда эту овощную расчлененку? — киваю на полную доску овощей.

— В вок.

Сгребаю все в сковородку и, пару раз, помешивая овощи, эффектно подбрасываю их в воздух. Понтуюсь перед ней, чего уж там. Кто бы мог подумать, что в моем доме будет женщина, которую впечатлят не мой счет в банке и не сексуальный темперамент, а умение браться за нож с правильной стороны.

— Там мясо в духовке, — напоминает Аня.

— Слышу, — тяну носом воздух, — пахнет как будто скоро подгорит.

Но и пальцем не шевелю, чтобы проверить.

Она тоже не спешит его спасать.

Так проходит еще пара минут. Я отставляю вок, мысленно еще раз напоминаю себе, что жарить эту дичь мне нельзя ни под каким соусом и лучше перестать провоцировать, и поворачиваюсь к Нимфетаминке лицом.

Она дергает, как будто получила по рукам, и снова густо краснеет. Такими темпами я скоро начну забывать, какой у нее природный цвет лица.

А вот тот пикантный факт, что все это время Аня пялилась на мою жопу, точно еще долго не смогу забыть.

— Нимфетаминка, я и пальцем к этому мясу не притронусь. — Для демонстрации серьезности своих намерений, скрещиваю руки на груди. — А вот тебе пора начинать свыкаться с мыслью, что нам придется контактировать в одной плоскости и что у меня язык без костей. Мне тридцать два, Ань, в этом возрасте я уже слишком старый, чтобы менять свои привычки даже ради одной пугливой целки.

— Обязательно каждый раз акцентировать на этом внимание? — моментально заводится она. — Я не обязана чувствовать себя виноватой за то, что дожила до своего возраста… вот такая!

Сказал бы я ей, что «вот такая» она мне уже вторые сутки мозг выносит вопреки всем законам логики, физики и квантовой механики, но вряд ли это облегчит наше с ней взаимодействие. А мне, хоть и нравится дергать ее за косички, не хочется довести ситуацию до абсурда, когда эта пугливая лань откажется в принципе находиться со мной в четырех стенах.

— Вот уж не думала, что придется оправдываться за это перед… перед… — Она запинается, подбирая нужное слово.

— Мясу вот-вот пиздец приснится, — поторапливаю я.

Шумно вздохнув, Аня все-таки набирается смелости снова встать рядом, достает противень с аппетитным запеченым в