Самый знаменитый акт пиратства совершил Френсис Дрейк. В 1585 году Дрейк (испанцы называли его Эль Драко, то есть Дракон) привел флотилию из двадцати одного корабля и почти двух тысяч человек в Америку. Но вместо того, чтобы нападать на корабли с сокровищами, они высадились на сушу и атаковали испанские колонии. Дрейк прошел от одного поселения до другого от Колумбии до Флориды, захватив большую территорию Новой Испании. Не имея сил удерживать ее, Дрейк в свойственной пиратам манере продал землю обратно Испании, увезя все сокровища, которые можно было увезти. Дрейка превозносили по всей Англии, и его корабль, «Золотая лань», стал символом английской гордости.

Между 1577 и 1580 годом Дрейк совершил кругосветное плавание[195]. И он не просто обошел вокруг земного шара, по пути он занимался грабежом. В какой-то момент он даже сошел на сушу в Испанской Калифорнии и объявил ее владениями английской королевы. После возвращения из этого неофициально разрешенного похода в Англии его встречали толпы. На палубе его корабля «Золотая лань» королева Елизавета шутливо поднесла меч к его шее и спросила толпу, не казнить ли Дрейка. Когда все закричали: «Нет!» – она этим мечом произвела его в рыцари.

Испанские корабли выполняли всяческие маневры, пытаясь скрыться от английских пиратов. Они даже пытались спрятать свой груз, но англичане быстро догадались, как вычислить тяжело нагруженный корабль с сокровищами. Медленные, тяжелые галеоны не могли тягаться с куда более быстрыми, вооруженными до зубов пиратскими судами. Все деньги Нового Света потекли мимо Испании прямиком в карманы англичан. Постепенно империя начала ощущать острую нехватку наличных. Приведу один пример, чтобы вы поняли, какие богатства переходили из одних рук в другие. Во время одного лишь рейда в 1585 году привезли жемчуг в таком огромном количестве, что «Елизавета… заполнила им целый шкаф исключительно для собственного пользования»[196].

То, что поначалу было пиратством тайным, о котором, правда, все знали, постепенно становилось все более откровенным. Оно стало не просто частью английской внешней политики, но и частью национальной идентичности. Благородные разбойники, эти гламурные (и предположительно платонические) поклонники королевы были национальными героями. По мере того, как росли их успех и популярность, на морях им разрешалось все больше и больше. Королева уже почти не утруждала себя отрицанием своего покровительства этим морским псам. Пираты не просто привозили ей жемчуг, их флот стал частью морской обороны, разведки торговых путей и, разумеется, «сбора дани в морях».

Белая зависть Англии начинала приносить свои плоды. Страна преображалась, превращаясь из забытой пешки в фигуру мирового масштаба. А в шестнадцатом веке Испания отказывалась проявлять терпимость только к одному вопросу помимо религиозных различий – потере денег.

В самом начале правления Елизаветы считалось, что король Испании Филипп «восхищался ею, но сожалел о ее ереси»[197]. К 1570 году это восхищение иссякло. И не только среди испанских католиков. Хотя большинство народа восхищалось Елизаветой и боготворило ее, в Англии оставались еще католики, получавшие приказы прямиком из Ватикана. В 1570 году эти католики получили четкое приказание церкви относительно Елизаветы. Это был призыв к оружию: долг каждого истинного католика – убить королеву. Этот шокирующий мандат был прикрыт религиозной риторикой, но в куда большей степени он был связан с деньгами и английским пиратством, которое начало постепенно нарушать баланс сил.

К этому времени религиозное разделение Европы достигло апогея. Начало открытой вражде в 1568 году положил лорд Сесил, самый старый и самый верный министр Елизаветы, умудренный опытом государственный муж. Он приказал захватывать испанские суда с сокровищами, сбившиеся с курса и едва не тонувшие под весом испанского золота. Этим золотом империя намеревалась расплачиваться с солдатами, воевавшими за Испанию в Нидерландах. Это первое и единственное обращение Сесила к пиратству не только нарушило общую политику Елизаветы, которая предпочитала не вмешиваться в религиозные распри других людей, но и подтвердило всему миру – Филиппу прежде всего, – что ни одному англичанину нельзя верить. Они все пираты. Вскоре после этого, в феврале того же года, папа Пий V издал папскую буллу Regans in Excelsis, в которой он не только отлучил Елизавету от церкви, но и перед лицом всей католической Европы заявил о необходимости ее свержения. Более того, папская булла освобождала всех ее подданных от обязанности служить ей и исполнять ее приказы. К маю для английских католиков был открыт сезон охоты на королеву.

Папский мандат случайно совпал с заговором против Елизаветы, во главе которого стояла ее кузина-католичка, Мария, королева Шотландии. Мария была моложе, сексуальнее. И если Елизавета занималась своим имиджем, словно PR-фирма, Мария просто давала себе волю. Она была католичкой, но не такой фанатичной, как Мария Тюдор, и не только королевой Шотландии, но и следующей в очереди на английский престол.

К тому времени, как закончился третий брак Марии, скандалы вокруг всех ее мужей и их подозрительных смертей и деяний достигли крещендо. Ей пришлось отречься от престола в пользу ее сына-младенца – Якова I – и бежать из страны до того, как шотландские аристократы решат лишить ее всего, а не только короны. Она поспешила в Англию, надеясь на защиту старшей, более умной и могущественной кузины Елизаветы. Мария надеялась, что Елизавета ее поддержит и поможет вернуть шотландский трон.

Стоит ли мне упоминать о том, как она ошиблась?

Вместо военной поддержки Елизавета продержала свою родственницу (и вероятную наследницу) в вежливом плену следующие девятнадцать лет. Марию не бросили в Тауэр, но запретили покидать Англию. Это напоминало более спокойный вариант домашнего ареста, под которым многие годы находилась сама Елизавета. Главное различие между похожими ситуациями – и их исходом – заключалось в том, что Елизавета, находившаяся под домашним арестом, старалась не высовываться, чтобы не лишиться головы. Мария же этого не сделала, и результаты оказались ужасными.

Проведя долгие годы в замке Фотерингей, Мария затосковала, не находила себе места и чувствовала непреодолимое желание совершить какую-нибудь глупость. В этот момент Френсис Уолсингем, министр Елизаветы и истинный последователь Макиавелли, устал дожидаться, пока Мария совершит государственную измену, на которую, как он чувствовал, она готова. Поэтому он помог ей решиться. Мария полагала, что ее личная переписка, которую увозили из замка и доставляли туда в бочонке пива, безопасна и остается в тайне. Но Уолсингем знал, что происходит, и сделал так, что все письма перехватывались, вскрывались, прочитывались, а потом заново запечатывались и доставлялись ей так, что никто об этом не подозревал. Когда Мария получила письмо от своего сторонника, предлагавшего помочь ей стать королевой Англии после убийства Елизаветы, она заглотила наживку вместе с крючком, леской и удочкой. Она с энтузиазмом ответила и согласилась на заговор, убийство и на свою роль впоследствии.