– Что делают?

– Заточают себя на всю жизнь в монастырь, как в тюрьму.

Хайме Миро пожал плечами.

– Спроси нашу сестру. Как бы я, черт побери, хотел, чтобы мы шли без нее. Не нравится мне все это.

– Хайме, Господь отблагодарит нас за это доброе дело.

– Ты действительно в это веришь? Не смеши меня.

Феликс не стал продолжать эту тему. Было бестактно говорить с Хайме о католической церкви. Они оба молчали, каждый погрузившись в свои собственные мысли.

«Господь передал сестер в наши руки. Мы должны благополучно довести их до монастыря», – думал Феликс Карпио.

Хайме думал об Ампаро. Ему жутко хотелось ее. «Проклятая монахиня». Он уже начал натягивать на себя простыню, как вдруг вспомнил, что ему надо бы сделать еще кое-что.

Сидевший внизу в маленьком темном холле коридорный тихо ждал, когда новые постояльцы наверняка улягутся спать. С колотящимся сердцем он поднял трубку и набрал номер.

– Полицейское управление, – лениво ответил голос в трубке.

– Флориан, – зашептал своему племяннику коридорный. – У меня здесь Хайме Миро и с ним еще трое. Ты бы мог отличиться, если бы схватил их.

В девяноста девяти милях к востоку, в лесу вдоль дороги на Пеньяфиель, спала Лючия Кармине.

Рубио Арсано сидел и смотрел на нее, ему очень не хотелось ее будить. «Она похожа на спящего ангела», – подумал он.

Но близился рассвет, и нужно было двигаться дальше.

Рубио наклонился и нежно прошептал ей на ухо:

– Сестра Лючия…

Лючия открыла глаза.

– Нам пора идти.

Зевнув, она лениво потянулась. Ее блузка расстегнулась, слегка обнажив грудь. Рубио поспешно отвел глаза.

«Я должен контролировать свои мысли. Она ведь невеста Христа».

– Сестра…

– Да?

– Я… я могу попросить тебя об одном одолжении? – спросил он, краснея.

– О каком?

– Я уже давно не молился. Но меня воспитывали в католической вере. Не могла бы ты прочесть молитву?

Этого Лючия ожидала меньше всего.

«Когда же я в последний раз читала молитву?» – пыталась вспомнить она. Монастырь был не в счет. В то время как другие молились, ее голова была занята мыслями о побеге.

– Я… я не…

– Я уверен, что нам обоим от этого будет лучше.

Как она могла объяснить ему, что не помнит ни одной молитвы?

– Я…

Вот. Одну вспомнила. Когда она была еще совсем маленькой, она стояла на коленях возле своей кровати рядом с отцом, который после молитвы укладывал ее спать. Ей медленно стали вспоминаться слова двадцать третьего псалма.

– «Господь – Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться. Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим. Он подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего…»

На нее нахлынули воспоминания.

Ей с отцом принадлежал весь мир. И он так гордился ею.

«Ты родилась под счастливой звездой», – любил повторять отец.

И, слыша это, Лючия чувствовала себя счастливой и красивой. Ничто не могло омрачить ее жизнь. Она же была прекрасной дочерью всесильного Анджело Кармине.

– Если я пойду долиною смертной тени, не убоюсь зла…

Воплощением зла были враги ее отца и братьев. И она заставила их поплатиться.

– …потому что Ты со мною; Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня.

«Где был Бог, когда я нуждалась в успокоении?»

– Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих, умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена…

Она говорила все медленнее, ее голос переходил на шепот. Что случилось с той маленькой девочкой в белом воздушном платье? Будущее представлялось ей таким лучезарным. И все почему-то пошло кувырком. Все. «Я потеряла отца, братьев и саму себя».

В монастыре она не думала о Боге, а теперь, здесь, с этим простым крестьянином…

«Не могла бы ты помолиться за нас?»

Лючия продолжала:

– Так, благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни.

Рубио, не отрываясь, смотрел на нее, он был искренне тронут.

– Спасибо, сестра.

Лючия склонила голову, она была не в состоянии ничего сказать. «Что это со мной?» – думала она.

– Ты готова, сестра?

– Да, готова, – ответила она, посмотрев на Рубио Арсано.

Через пять минут они уже были в пути.

* * *

Застигнутые неожиданным ливнем, они укрылись в заброшенной хижине. Дождь яростно барабанил по ее крыше и стенам.

– Как ты думаешь, эта буря когда-нибудь стихнет?

Рубио улыбнулся.

– Это не буря, сестра. Это то, что мы, баски, называем «sirimiri». Дождь кончится так же быстро, как и начался. Земля сейчас иссушена. Ей нужен этот дождь.

– На самом деле?

– Да. Я же крестьянин.

«Это заметно», – подумала Лючия.

– Прости мне мою откровенность, сестра, но у нас с тобой много общего.

Взглянув на этого доверчивого простофилю, Лючия подумала: «Вот это здорово».

– Серьезно?

– Да. Мне действительно кажется, что жизнь на ферме во много напоминает жизнь в монастыре.

Она не улавливала связи.

– Я не понимаю.

– Видишь ли, сестра, в монастыре ты много думаешь о Боге и сотворенных Им чудесах. Разве не так?

– Так.

– Ферма в каком-то смысле похожа на Бога, окруженного своими творениями. Все, что вырастает из земли Господней, будь то пшеница, или маслины, или виноград, – все идет от Бога, так ведь? Это все – чудо, и ты видишь его изо дня в день. Ты помогаешь ему расти, и сам становишься частью этого чуда.

В его голосе слышалось такое воодушевление, что Лючия не могла сдержать улыбки.

Дождь неожиданно перестал.

– Теперь мы можем идти дальше, сестра.

– Мы скоро подойдем к реке Дуэро, – сказал Рубио. – Прямо впереди будет Пеньяфиельский водопад. Мы дойдем до Арандаде-де-Дуэро, а там – до Логроньо, где и встретимся с остальными.

«Ты и пойдешь туда, – подумала Лючия. – И желаю удачи. А я, дружок, буду в Швейцарии».

За полчаса до того, как они добрались до водопада, они уже слышали его шум. Низвергавшийся в быструю реку Пеньяфиельский водопад предстал перед ними во всей своей красе. Вода падала вниз с оглушительным ревом.