Порфирий продолжал:

– И вот еще, ваше высокоблагородие. Вдруг что со мной случится…

– А что с тобой может случиться, голубчик? Жизнь впереди долгая, рано о смерти думать.

– Ну, медведь там загрызет али какая другая оказия. Так вот, ежели что и вы без меня доберетесь до заимки, то там будет нужный человек. Он-то и проведет вас в острог. И скажите ему такие слова: «Я верую в город Солнца. Свобода и процветание». А вам должны ответить так: «Свобода и процветание. Здравствуй, я твой брат». Запомнили, ваше высокоблагородие?

– Запомнил.

– Добро.

– Ах, какая бестия!..

Капитан заметил скачущую по сосне пушистую черно-рыжую белку. Его охватил охотничий азарт. Он снял с плеча ружье и прицелился…

«Сейчас я тебя, голубушка, подстрелю», – подумал Голевский.

Вдруг раздался истошный вопль Порфирия и дикое звериное рычание. Голевский оглянулся и ужаснулся. О боже! Каторжника подмяла под себя огромная пятнистая кошка с длинными черными кисточками на ушах. То была владычица тайги – рысь, хищница почти в два пуда весом с острыми, как бритва, клыками и когтями. Эта тварь до поры до времени сидела на дереве в засаде. Долго сидела. Терпеливо ждала подходящую жертву. И вот дождалась. Прыжок на спину «двуногому зверю» – и тот беспомощно барахтается под хищницей. Теперь она была хозяйкой положения.

– Убейте ее, барин! – вопил несчастный Порфирий. – Она же меня разорвет! А-а, больно!..

Голевский тщательно прицелился…

У него не было право на промах. Если он не убьет эту тварь с первого выстрела, то она растерзает его вместе с Порфирием. Вряд ли пятнистая хищница даст ему возможность перезарядить ружье. Капитан водил стволом, пытаясь поймать на мушку крутящегося на месте зверя…

Черт тебя побери! Да стой же на месте, проклятая бестия! Не крутись! Ну!!! Стой же! Дай хорошо прицелиться.

– Стреляйте, барин, скорее! – истошно орал окровавленный Порфирий.

Голевский наконец-то уловил момент, когда рысь на миг замерла, и потянул курок указательным пальцем…

Раздался долгожданный выстрел.

Раскатистое эхо отразилось от вековых сосен и елей и растаяло в пространстве. Пуля точно попала в цель. Хищник, подпрыгнув от боли, завертелся на месте и упал на бок. Дрыгнувшись пару раз, зверь навечно затих. Кровь била фонтаном. Истекал кровью и Порфирий. Восковая бледность покрыла его лицо. Жизнь с каждым мгновением уходила из него.

Голевский склонился над ним…

– Как чувствовал, что смерть не за горами, – с трудом выдавил из себя каторжник.

– Ты еще выздоровеешь, голубчик, – начал успокаивать умирающего капитан. – Сейчас я тебя перевяжу.

Порфирий закатил глаза и замолк. Капитан схватил его за плечо и начал трясти.

– Порфирий, отчего замолчал?! Говори! Ты только не умирай, слышишь!..

Порфирий не без усилий открыл глаза. Он ничего не мог сказать, а лишь растерянно и жалостливо смотрел на офицера, будто смертельно раненое животное. Губы его побледнели, он с трудом прошептал:

– Отжил я, барин…

И испустил дух. Голевский решил на всякий случай обшарить Порфирия. Удача! За пазухой – маленький холщевый сверточек. Интересно, что в нем? Капитан не спеша стал разворачивать тряпицу. Один уголок отогнут, второй… Но что это? Какой-то блестящий желтый металл. Не иначе золото? Точно, золотой крестик с голубым камушком и цепочка! Голевский сразу же установил владельца этого драгоценного украшения. Господи, да это же крест мичмана Мухина! Бесспорно, его!

«Так вот какое злодеяние учинил Порфирий в Белояре. Вот он, убийца мичмана собственной персоной. Задушил Мухина – и на дно! Скрывался у своего подельника. У которого лошадь со сломанной подковой была. Эх ты, Порфирий, был ты в моих глазах героем-партизаном и крестьянином-мучеником, а теперь стал навеки разбойником и душегубом. Знал бы ты, кого жизни лишал! Такого же, как ты, участника войны и патриота Родины. И тоже каторжанина. Послали тебя на черное дело злодеи, а ты и расстарался!

Голевский опять завернул крестик в тряпицу и положил себе за пазуху. Отыскал яму от поваленной сосны и оттащил туда безжизненное тело Порфирия. Закидал могилу сучьями, ветками, шишками и снегом. Последний приют партизана готов. Креста только на нем нет!

Теперь Александр Дмитриевич не чувствовал жалости к беглому каторжанину. Он узнал имя убийцы мичмана, и справедливо, что Господь пусть и не его, Голевского, руками, но все же наказал Порфирия. Воздал по заслугам.

Внезапно небо посерело, начался снегопад. Обильный снег густыми крупными хлопьями повалил на землю, стремительно занося следы кровавой схватки между человеком и зверем. Капитан посмотрел вперед: ничего не видно, сплошная снежная стена. Оглянулся назад – тоже ничего нельзя различить. Путь отрезан другой снежной стеной. Какое-то внутреннее беспокойство охватило его: куда идти? Еще не поздно повернуть назад. Как ему теперь без Порфирия? Не мудрено и заблудиться. Но нет, повернуть на полпути, когда уже разгадка близка, не в его правилах, не в его характере. Итак, цель остается вся та же – заимка, а затем и таинственный острог, логово разбойников.

«Искать, голубчик, искать!»

Александр Дмитриевич глубоко вздохнул и решительно двинулся вперед…

* * *

Снегопад прекратился. Смеркалось.

Голевский все дальше углублялся в тайгу. Постепенно им начало овладевать отчаяние. Кажется, он безнадежно заблудился. Но несмотря на это, Александр Дмитриевич упорно шел вперед. Вперед и только вперед! Только не останавливаться. Ни на минуту, ни на секунду. Если он остановится, то не сможет идти дальше, а захочет отдохнуть, а там и вздремнуть. А если начнет засыпать – замерзнет. Глядишь – а там и смерть рядом! Враз пронзит морозным смертельным жалом. Встретить бы какого-нибудь охотника… Но где его найдешь в громадном лесу? Один шанс из тысячи.

Усталость помаленьку накрывала гвардейца с головой. Свинцом наливались ноги, плечи, спина, руки… Силы Александра Дмитриевича постепенно таяли. Дыхание становилось все тяжелее и тяжелее. В мозгу полыхали яростные мысли: «Где же эти две чертовы сосны, опаленные молнией. Где?! Где эта чертова заимка?!»

Но вскоре ярость уступила место внезапной опустошенности и обреченности.

«Неужели все?! Неужели это конец?! Умереть так глупо. Вот насмешка судьбы! Выжить в войне, уцелеть в казематах, а умереть в дикой тайге по собственной глупости. Похоже на дешевую трагикомедию. И что самое ужасное – ведь никто не найдет мое хладное тело! А ежели никто не отыщет – значит, и не будет сдержанных похорон и скромного креста на могиле. И некуда будет прийти друзьям помянуть мою усопшую душу. А Даша?! Что станет с ней? Неужели я больше не увижу мою суженую?! Господи, за что ты меня так наказал!»

Гвардеец чувствовал, что дыхание смерти все ближе и ближе. Голевский по инерции скользил на лыжах вперед. Жадно глотал холодный воздух…