Утром Ире позвонила Оля и приказала:

– Живо собирайся. Ко мне приезжала Федорко, я ей выдала версию про украденный паспорт, и Сашке пришлось ни с чем уметаться. Однако тебе больше нельзя оставаться в квартире, туда с минуты на минуту может полиция нагрянуть, начнет вопросы задавать.

– Да ладно тебе трястись, – отмахнулась Вилкина. – Откуда дураки в фуражках могли адрес узнать?

– Ты его не скрывала, куча народу в апартаментах побывала, – не утихала Ольга.

– Ничего, подруга, прорвемся, – хмыкнула Ира и пошла в ванную.

Выйдя из душа, она все-таки решила собрать вещи. Открыла сейф, вынула пачки денег, полученные от тех, кто приобрел несуществующие номера в выдуманной гостинице, сложила их в спортивную сумку, решила покурить и, прямо как была, в шелковом пеньюаре и тапках, отправилась на лестницу, поскольку никогда не дымила в квартире. Входную дверь она не закрыла, подперла зонтичницей. Опасаться, что в квартиру войдут посторонние, не приходилось, в доме, кроме нее, была всего одна жиличка. Окно, у которого обычно устраивалась курить Ирина, находилось между этажами. Спустившись на полпролета, она села на мраморный подоконник и через мгновение услышала, как лифт остановился на самом верху. Послышались шаги, потом грубый мужской голос сказал:

– Ирэн Вилко, у вас дверь открыта. Это полиция, мы входим.

Затем наступила тишина. Сняв тапки, Вилкина босиком ринулась вниз и вылетела на улицу. Хорошо, хоть мерзкой лифтерши, вечно кривившей рожу при виде нее, на месте не оказалось.

Водитель-гастарбайтер, которого тормознула лязгающая зубами от бодрого морозца девушка, не удивился пассажирке в халате и довез ее до квартиры Светловой. Оле пришлось расплатиться с шофером, ведь деньги, в том числе все заработанные аферистками, остались в апартаментах Нечаевой. И там же лежали ключи от квартиры. Одним словом, Вилкина осталась без всего: без наворованной одежды, без косметики, обуви, сумочки, а главное, без полученных от аферы долларов. Ну в прямом смысле слова голая!

И что было делать?

Через день Ирина позвонила Майе на мобильный и заныла:

– Прости, я потеряла ключи…

Дальше врать Нечаева ей не позволила.

– Я уже приехала, со мной говорил адвокат Рогачева. Надо встретиться. Через час буду у Светловой.

Майя появилась в указанное время и, не поздоровавшись, сказала:

– Ира, возьми из моей машины чемодан, там твои вещи.

– А деньги? – всполошилась Вилкина.

Нечаева удивилась.

– Какие?

– В сумке лежали, она на кровати стояла! – закричала Ира.

Майя опешила.

– На постели ничего не было.

– Полицейские сволочи, – зарыдала Ира, – поняли, что дома никого нет, и сперли валюту. Я, перед тем как покурить пойти, как раз захоронку открыла, бабло сложила. И тут мне Ольга позвонила, велела сматываться. Я думала подымлю, быстренько оденусь, грины со шмотьем схвачу – и досвидос…

– Вот и побаловалась сигареткой, дура! – налетела на нее Светлова. – Следовало после моего предупреждения молнией уматывать!

– Ага, не пойди я на лестницу, сидеть бы мне сейчас в обезьяннике! – заорала напарница.

Майя молча развернулась и двинулась к двери.

– Ты куда? – заорала Ира. – У нас беда! Мы же подруги!

Нечаева обернулась.

– Теперь нет. Я очень за вас переживала, помогала, но не желаю иметь дела с аферистками и лгуньями. Вы использовали мое жилье для мошенничества, теперь туда будут приезжать те, кого вы надули, придется продавать квартиру. Прощайте, забудьте мое имя.

И актриса ушла.

Для Оли с Ириной наступили тяжелые времена, денег не было совсем. Светлова кое-как продавала свои комиксы и наскребала копейки на еду, а Вилкина отчаянно бедствовала…

Рассказчица закашлялась, я услужливо налил ей стакан воды.

– Представляю злость Нечаевой, – протянул Глеб, наблюдя, как девушка жадно глотает минералку. – За такую подставу, пожалуй, и убить можно. Майя легко могла отравить Вилкину, надо бы побеседовать с ней серьезно. Я до нее дозвониться пытался, но пока не удалось, трубку берет пресс-секретарь, бубнит: «Актриса на съемках, подойти не может». Я не давил на него, все-таки звезда, устроит лай, пожалуется прессе, что ее полиция тиранит. Но сейчас мотив проклевывается.

Ольга подавилась водой.

– Нет! Пожалуйста, оставьте Майечку в покое, она ничегошеньки не знала. Она ни при чем! Мы ей про таймшер не рассказывали. И вообще Майя неспособна убить даже таракана. Клянусь своим здоровьем!

– Нечаева к вам хорошо относилась? – задал я вопрос.

– Очень-очень! – затрясла головой Светлова. – Мы жили в детдоме в одной комнате. Сиротой быть плохо, вот и поддерживали друг друга. В интернате мы с Иркой Майю от бед загораживали, а в Москве она нам помогала. Я ее люблю. Больше всех.

– Форткина говорила другое, – возразил я. – Раиса подслушала ваш разговор в лазарете и поняла, что вы шантажируете Нечаеву, требуете, угрожая раскрыть какую-то тайну, помочь вам обустроиться в столице. И, кстати, в день школьного спектакля Майя разыграла приступ болезни, чтобы Ирина смогла выступить на сцене, сделав это под давлением вымогательниц. Согласитесь, это не очень похоже на нежную дружбу.

– Форт-ки-на? – по слогам произнесла Ольга. – Вы с ней беседовали? Умереть не встать! Раиса всегда отличалась тупостью, часто понимала все наоборот. Да, мы заходили в лазарет, пришли поблагодарить подругу. Только одно вам полудурошная Райка правильно сказала: Майя изобразила болезнь. Понимаете, Ира боялась сцены, от мандража она теряла дар речи. Нечаева с ней занималась, разучивала роль, объясняла мизансцены, а потом предложила: «В день спектакля я прикинусь, что грипп подцепила, мне дадут градусник, я подменю его незаметно на другой, который заранее окуну в горячую воду. Мне родители рассказывали, что многие великие актеры поначалу испытывали страх перед сценой, единственный способ его преодолеть – внезапно ввестись в роль. Это как научиться плавать: бросили тебя в воду, ты и заработал руками-ногами.

– Идиотский способ, – хмыкнул Филов, – некоторые люди так тонут, у них конечности от стресса парализует.

– Но у Ирки круто получилось, – зачастила Оля. – Мы ночью пришли благодарить Майю и сказали: «Очень хотим в Москву. Тебе хорошо, остались друзья родителей, помогут. А у нас никого нет». Нечаева заспорила. «Нет, девочки, приятели папы и мамы звезды не всероссийского масштаба, они только в Игнатьеве знаменитости. У меня одна надежда на мамину подругу, та в сериалах играет, часто в столицу ездит». Вот и все.

Светлова помолчала и снова застрекотала:

– Мы еще поболтали чуток, может, про чьи-то секреты посплетничали, точно не помню, ведь не один год прошел после того вечера. Но что за тайны в детстве? Украденная в чулане банка сгущенки? Подделанная в дневнике отметка? Райка не расслышала половину из того, что мы обсуждали. Вы знаете, что у нее имплантат? Она у матери-алкоголички родилась, ей несколько раз операции делали, потом вшили чего-то в ухо. Мария Алексеевна просила всех говорить в присутствии инвалидки громко и четко, объяснила: «Раечке пока трудно, не привыкла еще к аппарату, потом слух наладится». Но когда мы выпускались, Раиса стопроцентно плохо слышала. Да вы у нее самой спросите.