– Согласен, – сказал Гамаш. – Но Бовуар задал хороший вопрос. Откуда у парня такая злость? Из-за того, что с ним плохо обращались?

– Возможно, с ним и в самом деле плохо обращались. Однако обычно незаслуженно обиженный ребенок ведет себя хорошо по отношению к обидчику и начинает нападать на другого родителя. А Филипп, кажется, возненавидел обоих, но в первую очередь отца. Это не соответствует стереотипу поведения, но я уверена, таких случаев много. Я лично выступала обвинителем в делах, когда обиженные дети убивали обидчиков-родителей. В конечном счете происходит какой-то поворот. Хотя это не обязательно поворот к убийству.

– Может быть, его унижал кто-то другой, а он вымещал свою злость на других? – предположил Гамаш, вспомнив замечание Клары о Бернаре Маленфане.

Она ведь даже сказала, что Филипп мог бы сознаться в убийстве, лишь бы не подвергаться избиению со стороны Бернара. Он поделился этой мыслью с Коэн.

– Это возможно. Мы начинаем понимать, насколько разрушительными могут быть хулиганы и хулиганство. Если Филипп стал жертвой хулиганства, это наверняка вызвало у него чувство озлобленности, бессилия, беспомощности. И поэтому он стал тираном в собственном доме. Это знакомая и часто повторяющаяся ситуация. Обиженный становится обидчиком. Но наверняка мы не знаем.

– Это верно. Не знаем. Однако я точно знаю, что против Крофта нет ни одной улики.

– Но у нас есть его признание.

– Признание человека, который не совсем в своем уме. Этого недостаточно. У нас должны быть улики. Иногда наша задача состоит в том, чтобы спасать людей от них самих.

– Что скажете, инспектор Бовуар?

Этот вопрос поставил Бовуара в ситуацию, в которой он не хотел находиться.

– Я думаю, у нас есть основания серьезно рассматривать вероятность уголовного преследования Мэтью Крофта в деле об убийстве Джейн Нил.

Произнося эти слова, Бовуар смотрел на Гамаша. Гамаш кивал.

– У нас есть свидетельские показания Филиппа, – продолжал Бовуар, – которые совпадают со всеми уликами, и у нас есть убедительное побочное свидетельство в пользу того, что Джейн Нил пала от рук умелого лучника, каковым Филипп не является. Крофт точно описал сцену убийства, даже показал нам, как лежала убитая. И он знал про оленью тропку. Всего этого в сочетании с признанием Крофта достаточно для предъявления ему обвинения.

Мэтр Коэн набрала на вилку салат:

– Я просмотрю ваши отчеты и дам ответ сегодня днем.

По пути назад в отделение Бовуар попытался извиниться перед Гамашем за то, что возражал ему.

– Ну-ну, я вовсе не нуждаюсь в покровительстве, – рассмеялся Гамаш, обняв Бовуара за плечи. – Я рад, что ты высказался. Мне обидно, что ты был слишком убедителен. Скорее всего, мэтр Коэн согласится с тобой.

Гамаш был прав. Коэн позвонила из Грэнби в полчетвертого и потребовала, чтобы Гамаш арестовал Крофта по обвинению в неумышленном убийстве, воспрепятствовании следствию и уничтожении вещественных доказательств.

– Господи Иисусе, она и вправду на него напустилась, – сказал Бовуар.

Гамаш кивнул и попросил оставить его на несколько минут одного в кабинете начальника отделения. Удивленный Бовуар вышел. Арман Гамаш позвонил Рейн-Мари, а затем своему боссу, суперинтенданту Бребёфу.

– Да брось, Арман, ты шутишь.

– Нет, суперинтендант. Я серьезно. Я не буду арестовывать Мэтью Крофта.

– Ты не вправе принимать это решение. Не мне тебе рассказывать, как работает система. Мы расследуем и находим улики, вручаем их прокурорам, а они решают, кому предъявить обвинение. Дело ушло из твоих рук. Тебе были даны указания, так исполняй их, ради бога.

– Мэтью Крофт не убивал Джейн Нил. Нет никаких свидетельств в пользу такой гипотезы. Мы имеем обвинения в его адрес со стороны сына, который, вероятно, психически неуравновешен. И еще собственные признания Крофта.

– И что тебе еще нужно?

– Когда ты расследовал те серийные убийства в Броссаре, разве ты арестовывал всех, кто признавался?

– То дело другое, и ты это знаешь.

– Я не знаю, суперинтендант. Те, кто признавались, были запутавшиеся люди, которые действовали по каким-то собственным неясным мотивам. Верно?

– Верно.

Голос Мишеля Бребёфа звучал настороженно. Он не любил спорить с Гамашем, и не только потому, что они были друзьями. Гамаш был человеком вдумчивым и, как знал Бребёф, человеком убежденным. Но он не всегда бывает прав, сказал себе Бребёф.

– Признания Крофта ничтожны. Я думаю, он выбрал себе такое наказание. Он запутался, он уязвлен.

– Бедное дитя.

– Я же не говорю, что это благородно или привлекательно. Но это по-человечески. И мы не должны идти у него на поводу только потому, что он напрашивается на наказание.

– Ну ты и лицемерный мерзавец! Рассказываешь мне о роли полиции в нравственном воспитании общества. Я и без тебя прекрасно знаю, в чем состоит наша работа. Ты хочешь одновременно быть полицейским, судьей и жюри присяжных. Если Крофт невиновен, то его выпустят. Доверься системе, Арман.

– Он даже не дотянет до процесса, если продолжит эти свои смехотворные признания. И даже если его в конечном счете освободят, если его все же освободят, то мы с тобой прекрасно знаем, что происходит с людьми, арестованными за преступление. В особенности за убийство. На них остается пятно на всю жизнь, виновны они или нет. Мы нанесем Мэтью Крофту рану, которая не заживет до конца его дней.

– Ты ошибаешься. Он сам себе наносит эту рану.

– Нет. Он вынуждает нас сделать это. Подстрекает. Но нам необязательно на это реагировать. Вот что говорю я. Полиция, как и правительство, должна быть выше этого. Если нас провоцируют, это еще не значит, что мы должны действовать.

– Ну и что ты мне хочешь этим сказать, старший инспектор? Что с этого дня ты будешь арестовывать людей, только если будешь уверен в приговоре? Ты и раньше арестовывал невинных людей. В прошлом году – вспомни дело Канье. Ты арестовал дядюшку, а выяснилось, что виноват племянник.

– Да, я ошибался. Но я верил, что виноват дядюшка. Это была ошибка. Совсем другое дело. А тут будет заведомо несправедливый арест человека, в чьей невиновности я убежден. Я не могу это сделать.

Бребёф вздохнул. Он с первой минуты этого разговора знал, что Гамаш не передумает. Но он должен был попробовать. Вот ведь тип!

– Ты понимаешь, к чему ты вынуждаешь меня?

– Понимаю. И готов к этому.

– Значит, в наказание за неподчинение ты пройдешь по управлению полиции в форме сержанта Лакруа.

Мэ Лакруа была дежурным сержантом необъятных размеров, она верховодила за столом при входе в управление, как Будда, сбившийся с пути истинного. В довершение всего она носила форменную юбку на несколько размеров меньше, чем требовалось.