Там я слушал грустное и подавленное выступление Андрея Тарковского незадолго до его ухода из жизни. Более оптимистическими были свидания с выдающимися дирижерами Евгением Светлановым и Арвидом Янсонсом, хорошими знакомыми моего отца.

Арвид Янсонс, отец ставшего знаменитым на весь мир дирижера Мариса Янсонса, представлял в Королевском фестивальном холле Первую симфонию Прокофьева. Во время исполнения произведения группка людей в партере начала громко скандировать лозунги в защиту какого-то советского диссидента. Седовласый маэстро решительным подъемом дирижерской палочки остановил оркестр на полуноте и, оставаясь в одной позе, выдержал пятиминутную паузу, пока секьюрити не вывели из зала нарушителей спокойствия. Как только воцарилась долгожданная тишина, Янсонс опустил палочку, и оркестр продолжил прокофьевскую музыку с того же самого места.

С мэтром отечественной внешнеполитической мысли академиком Арбатовым, создателем и первым директором Института США и Канады Академии наук СССР, мы вечера напролет бродили в окрестностях Гайд-парка, обсуждали возможные военно-стратегические и политические последствия размещения в Западной Европе американских крылатых ракет. Видимо, я приглянулся маститому академику, и он предложил писать диссертацию в ИСКАНе на тему англо-американских отношений.

Я сразу смекнул, что такими предложениями не разбрасываются, и через пару месяцев, принимая у себя дома другого искановца, профессора Давыдова, ловко ввернул в разговор предложение академика.

– Ну, раз сам Георгий Аркадьевич пригласил, то я согласен быть вашим научным руководителем, – моментально отреагировал гость.

В течение пары лет, последующих за этой встречей, работа над диссертацией обеспечивала мне великолепное прикрытие как разведчику. Спустя три года после возвращения в Москву диссертация действительно была защищена. Об истинной ведомственной принадлежности автора знал только Арбатов. Даже профессору Давыдову я открылся лишь после обмывания защиты.

Нет, не совсем так. Знал еще известный историк-международник Александр Александрович Фурсенко, согласившийся дать мне научный отзыв. Впоследствии он стал академиком и ученым секретарем отделения истории Российской академии наук, а его сыновья Андрей и Сергей – соответственно министром науки и образования РФ и руководителем Российского футбольного союза.

Но при нашем знакомстве в Лондоне в начале восьмидесятых Александр Александрович, поджарый пожилой человек спортивного вида, поразил меня тем, что отказался ехать в посольство на городском транспорте.

– Неужели я на такси не могу туда добраться?! – безапелляционно отреагировал он на мои попытки объяснить, как лучше добраться до места на метро или автобусе.

Надо сказать, тогда это был подвиг для советского человека. Ни у кого из отечественных ученых не было и не могло быть валютных источников, кроме жалких суточных, на которые и пропитаться толком было невозможно.

Лондонская командировка подарила мне также незабываемую встречу с великим шахматистом Гарри Каспаровым. В конце 1983 года двадцатилетний Гарри провел в Лондоне успешный полуфинал турнира претендентов, после чего одолел в финале ветерана советских шахмат Василия Смыслова. Через год он бросил вызов действующему чемпиону Анатолию Карпову, победил его и надолго занял мировой шахматный трон. Примечательно, что нынешний оппозиционер Каспаров тогда представлял официальные советские шахматы против дезертировавшего из страны Виктора Корчного, имя которого было строго запрещено упоминать в советской прессе.

Наглость – второе счастье. Пока завершалась последняя игра Гарри с Корчным, я успел познакомиться с каким-то функционером из его команды. Как только в зале раздались рукоплескания в честь победителя матча, мы рванули в гостиничный номер Каспарова. Там уже хлопотала над импровизированным фуршетом его армянская мама, не отходившая в те времена от сына ни на шаг. На стене красовался самодельный плакат, повешенный еще, видимо, в начале матча: «Если не ты, то кто же?!»

Через пару минут в номер ворвался счастливый Гарри в окружении тренеров. После этого дверь решительно захлопнулась перед толпой поклонников и представителей СМИ. Так что все самые эксклюзивные впечатления и эмоции достались одному-единственному журналисту – мне.

Гарри оказался замечательным, умным собеседником. Репортаж о его успехе и интервью с ним получились великолепными.

Но вот что забавно. Пытаясь восстановить в памяти детали тех событий, я обнаружил, что ни в одном из моих опубликованных газетных репортажей имя Корчного не фигурировало вообще, как будто Каспаров играл с фантомом или побеждал сам себя!

Большинство же советских гастролеров интересовалось в основном шопингом. Они проводили все свободное время в походах по магазинам, начиная с нашего посольского, где спиртное, сигареты и вполне приличные шмотки продавались по ценам, доступным командировочному люду. Некоторые мужчины, что также вполне естественно, просили меня поводить их по злачному району Сохо, где в ту пору сосредоточилась секс- и порноиндустрия. Ни имена, ни положение всех этих людей мне не запомнились. Слишком уж примитивными и банальными были их желания и мотивы.

С Кимом Филби, одним из самых великих разведчиков двадцатого века, мне посчастливилось не только регулярно общаться с 1975 года и вплоть до его смерти в 1988-м, но и несколько лет учиться в семинаре, который он вел. Не буль в моей жизни Филби, я был бы абсолютно иным человеком. Да и судьба моя, вероятно, сложилась бы по-другому.

Поэтому главному моему англичанину в этой книге посвящены сразу несколько материалов. Написанные в разные годы и для различных публикаций, они подверглись лишь легкой редактуре, дабы избежать повторов того, о чем повествуется в других главах.

О жизни Филби в Советском Союзе с 1963 по 1988 год известно крайне мало. Если, конечно, не считать того, что выявилось в ходе случайных встреч с западными журналистами, из переписки с корреспондентом «Саиди таймс» Филлипом Найтли и публикаций в связи с возобновившейся дружбой с писателем и бывшим коллегой по работе в английской разведке Грэмом Грином. Сам Ким никогда не поощрял интереса к собственной персоне, а тем более к своей профессиональной работе. Правда, отдельные упоминания о том, чем в действительности занимался Филби в Москве, есть в книге Кристофера Эндрю и Олега Гордиевского «КГБ. История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева», но они базируются в основном не на опыте личного общения, а на сведениях, почерпнутых одним из авторов, Гордиевским, от третьих лиц.

К сожалению, отсутствие информации о таинственном супершпионе способствовало тому, что на Западе стали появляться самые разнообразные домыслы относительно участия Филби в кознях Москвы. Апофеозом явилось произведение Фредерика Форсайта «Четвертый протокол», где Филби приписывалось авторство дьявольского плана организации ядерной диверсии в Британии.

Кстати говоря, узнав о выходе книги, Филби очень просил поскорее достать ему экземпляр и с большим интересом ознакомился с тем, что же он, оказывается, натворил. Впоследствии Ким держал этот детектив на видном месте в своей библиотеке.