Сможет ли он контролировать себя в условиях перерастания дискуссии в горячий спор?

Сможет ли он сохранять спокойствие перед лицом резко враждебной атаки личного или политического характера?

Насколько хладнокровно поведет он себя в условиях серьезного профессионального кризиса?

Как уже было сказано, я не имею возможности ответить на эти вопросы; не исключено, что истинные ответы будут в пользу Владислава. Однако, наблюдая за его характером, я пришел к выводу, что эти вопросы требуют рассмотрения».

«ВЛАДИМИР. Хотя он занимается в моей группе второй год, дать ему опенку труднее, чем остальным. Он умеет располагать к себе людей, и англичане могли бы найти его приятным человеком. Внешне он сошел бы за английского дипломата. В то же время, несмотря на мои неоднократные попытки вытащить его из скорлупы и заставить проявить свою личность, я узнал о нем очень мало, а потому не решаюсь сформировать окончательное мнение; могу лишь сказать, что нахожу его человеком, внушающим большую симпатию.

Однако беспокоит меня то, что в конце второго года занятий он все такой же застенчивый, каким был в начале первого. Иными словами, в своей работе с ним я не добился успеха. Ему, безусловно, надо предпринять решительную попытку преодолеть свою робость, ибо в противном случае его пригодность к работе будет в значительной мере ограничена. Будучи располагающим к себе человеком, он, очевидно, мог бы произвести благоприятное впечатление на готового агента; но у меня гораздо меньше уверенности в его способности добиться углубления отношений со своими собственными контактами. В этой связи возникают вопросы: Не является ли он сверхвпечатлительпым человеком?

Или же он слишком сосредоточен на самом себе?

Способен ли он выдержать возможное напряжение?

У меня недостаточно наблюдений, чтобы ответить на эти вопросы, но тот факт, что я их поднимаю, демонстрирует мои сомнения».

«МАКСИМ. Очень хорошо будет принят в английском обществе. Во время наших занятий я часто ловил себя на мысли, что, родись он в Англии, он вполне мог бы сегодня работать в Форин-офисе. Он будет с удовольствием принят в кругах британского истеблишмента, в клубах сотрудников госаппарата, среди представителей свободных профессий и в академическом мире. Возможно, несколько сложнее ему будет сойтись с более упрямыми и несговорчивыми бизнесменами.

Знание английского языка достаточно для выполнения любой обычной задачи; я полагаю, что после небольшой практики в стране он сможет говорить по-английски действительно очень хорошо. Дело здесь не просто в знании языка: сочетание степени владения языком и личных качеств, комбинация серьезности намерений со скромностью – именно это делает его типичным «англичанином».

Хорошие оценки за рассудительность, подход к проблеме и самоконтроль, хотя мои суждения могут быть обусловлены искусственными условиями наших встреч. Я с уверенностью поручил бы ему задания, требующие этих качеств, а помимо этого, он наверняка справится с решением личных и профессиональных проблем деликатного свойства.

Мое единственное сомнение в отношении Максима заключено в слове «скромность». Это прекрасное качество для успешного ведения работы с представителями английского общества. Но наша работа иногда требует проявления значительной степени самоуверенности со стороны оперработника.

Многие агенты почти всегда нуждаются в том, чтобы к ним относились с сочувствием и пониманием. Но иногда некоторых агентов надо держать в ежовых рукавицах. Я уверен, что Максим исключительно подойдет для работы с первой категорией агентуры. А вторая категория? Этот вопрос я не смог решить в ходе наших встреч, так что оставляю его на ваше усмотрение».

Что сталось с этими слушателями семинара? Вместе с второгодником Владимиром в лондонской резидентуре работал Олег Гордиевский, который, по его словам, был готов полностью подписаться под характеристикой, ранее данной Филби. Можно по-разному относиться к Гордиевскому, но его слова подтверждает тот факт, что в данном случае сомневающийся Филби был гораздо ближе к истине, чем специалисты по кадрам ПГУ, направившие Владимира на работу в одну из самых сложных западных стран.

Не ошибся Ким и в случае с Владиславом. В загранкомандировке тот крайне иррационально повел себя в момент эмоциональной увлеченности и был срочно отозван в Москву, на чем его разведывательная карьера, собственно, и закончилась.

Оперативная судьба Максима – читатель, вероятно, уже догадался, что речь идет об авторе этих строк, – сложилась в целом успешно. Однако его излишнюю мягкость, тонко подмеченную Филби, отмечали в дальнейшем практически все, с кем ему приходилось сталкиваться по чекистской работе, и на том берегу, и на этом.

Филби неоднократно говорил, что ощущает на себе груз ответственности за каждого из своих питомцев. Он живо интересовался их успехами, а с некоторыми поддерживал регулярную переписку. Вот выдержки из его писем:

«Я чрезвычайно рад был услышать о твоем новом ответственном назначении, о чем свидетельствует полученная из Лондона открытка с видом собора Св. Павла и его окрестностей. От всего сердца желаю удачи. Она, как я неоднократно говорил вам, очень и очень тебе понадобится!»

«Желаю всем вам профессиональных успехов, и если в этом вы будете хотя бы в малой степени обязаны тому, что я вам преподавал, то я горжусь этим и чувствую себя счастливым человеком».

«Я почти начал верить в существование телепатии. В момент прибытия твоей посылки я читал роман, один из героев которого заказал себе „Пиммз № 1“ – напиток, о котором я ни разу не вспомнил с тех пор, как в 1956 году навсегда покинул Англию. Мне подумалось, как же я за эти годы оторвался от английских реалий, – и тут неожиданно появляется бутылка этого самого напитка! Более того, недавно я отправил дочери небольшой список заказов, забыл включить в него острый соус „Ли-энд-Перринс“ и соевый соус. Пока размышлял над тем, стоит ли посылать вдогонку второе письмо, оба соуса также прибыли в твоей посылке. Спешу добавить, что дело здесь все-таки не в телепатии, а в том, что, когда люди хорошо узнают друг друга, как в нашем с тобой случае, между ними быстро устанавливается интуитивная связь».

Видимо, под влиянием уроков тридцатых годов, когда были репрессированы многие из его оперативных руководителей, Филби крайне болезненно переживал бесследное исчезновение людей, ставших ему близкими. Он просто не мог смириться с такими потерями.

Одного из его бывших учеников – речь идет об оперработнике, выдворенном из Великобритании и фигурировавшем на обложке газеты «Таймс», – долго не пускали навестить учителя под предлогом нездоровых идейных настроений последнего. Молодой человек плюнул на все запреты и все же отважился нанести Киму визит.

Тот встретил воспитанника в слезах и бросился ему на шею со словами:

– Я думал, что никогда уже тебя не увижу, и никак не мог понять почему.

Как впоследствии вспоминал ученик, в тот момент его охватил ужас при одной только мысли о том, что ему придется сказать: «Причина в твоей неблагонадежности, Учитель». К счастью, Филби перевел разговор на другую тему.