Всё вышеприведенное – выдумка. Мать Воннегута не глотала «Драно». У нее не было амфетаминовой зависимости. Вот что произошло на самом деле (опять же, по словам Воннегута):

В художественном тексте Воннегут заостряет правду – как поступает всякий хороший прозаик.

~

Ну так вот, насчет правды и вымысла. Как-то раз я посетила устроенную журналом Slate конференцию, посвященную «Бойне номер пять» и фанфикам. Участники этого мероприятия из числа сотрудников редакции журнала утверждали, что мать Курта страдала от амфетаминовой зависимости и ведрами глушила «Драно».

Они перепутали вымысел с фактами. Плохо подготовились.

~

Заботящие вас проблемы могут не только всплывать в ваших произведениях почти без вашего ведома: вы можете намеренно перерабатывать их, развивать соответствующие темы. Так или иначе и при интуитивном, и при целенаправленном подходе полезно иметь в виду уже упомянутый здесь пример из практики Воннегута: то, как на страницах своей прозы он буквально воплотил в жизнь трюизм «Все люди сотворены равными».

Такое воплощение имеет место, скажем, в его первом романе «Механическое пианино», где персонажи обсуждают эту идею:

В своем втором романе, «Сиренах Титана», Воннегут воплощает эту же идею в рамках общества, описанного по законам жанра научной фантастики:

Воннегут описывает и вполне реалистичные «гандикапы»:

«Сирены Титана» вышли в 1959 г., а два года спустя в Fantasy and Science Fiction Magazine появился воннегутовский рассказ «Гаррисон Бержерон», где главное фантастическое допущение – полное всеобщее равенство. В этом рассказе Воннегут отказался от реалистичного изображения «не столь бросающихся в глаза, зато куда более характерных и эффективных» гандикапов. Он сосредоточился на физически очевидных, тем самым сохраняя компактность рассказа, который благодаря этому бьет в цель. Получилось очень смешно. И при этом жутковато.

Представим себе гигантскую люминесцирующую жемчужину, сияние которой затмевает жалкое свечение всех жемчужинок поменьше, расположенных вокруг нее.

Вот вам Мать всех жемчужин – то есть перлов – мудрости. Эту истину Курт предложил нам в Айове. Она касается механики написания художественной прозы. Внимание:

Он стоял перед аудиторией, покачивая головой над чьим-нибудь текстом, и повторял эту максиму. Снова и снова.

Помню, вначале меня это потрясло. «Развлекательный бизнес» – это было что-то про Голливуд с его грубым сверканием, глянцем и блеском.

Я лично вообще-то не собиралась никого развлекать. Я просто хотела выплеснуть скорбь и возмущение, копившиеся у меня в груди. У всех, кто занимался в мастерской, было что выплеснуть. И у наших преподавателей – тоже. Мне казалось, что к самому Курту это относится больше всего. Он тогда как раз писал «Бойню номер пять». Мы в общих чертах знали о его опыте военнопленного, о том, как над ним рвались зажигательные бомбы.