Высеченный на крышке саркофага каменный рыцарь встретил ее как старую знакомую. Женя несколько минут постояла перед ним, разглядывая лицо. Несмотря на условность и приблизительность высеченного из камня лица, в нем отчетливо просматривались фамильные черты Гамильтонов – костистые скулы, широко расставленные глаза… черты, которые передавались в семье из поколения в поколение. Черты, которые Женя узнала в лице своего отца, когда это лицо проступило перед ней сквозь темную воду забвения.

Женя стояла перед саркофагом, и события семнадцатилетней давности проходили перед ее глазами.

Бледное лицо умирающей матери, ее горящий взгляд, устремленный на маленькую Женю, ее хриплый, срывающийся голос: «Убегай! Прячься! Ты умеешь! Ты сможешь!»

Окровавленное лицо отца… голоса бандитов, которые угрожали ему, требовали открыть семейную тайну…

Женя усилием воли отодвинула страшные воспоминания, затолкала их поглубже в темный чулан памяти.

Она пришла сюда не для этого…

Обойдя саркофаг, остановилась перед торцевой стенкой, на которой был высечен герб Гамильтонов.

Два геральдических льва, два дерева.

Приглядевшись к ним внимательнее, Женя заметила, что эти деревья напоминают раскрытую ладонь, ладонь с растопыренными пальцами. Пять мощных ветвей, веером расходящиеся от кряжистого ствола, как пять пальцев.

Вот что имел в виду автор тех записей, которые она прочла в старой книге!

«Возложи десницу и шуйцу свою на ладони древес…»

Ну да – десница и шуйца, то есть правая и левая рука. Две ладони и два дерева…

Женя бы возложила свои ладони на каменные деревья, да только рядом с саркофагом красовалась недвусмысленная табличка – «Руками не трогать». Да и людей вокруг слишком много.

Хотя как раз людей вокруг не было. Женя удивленно огляделась по сторонам и увидела, что осталась одна в зале, все остальные посетители куда-то подевались.

Все понятно, она так долго простояла перед саркофагом, предаваясь горьким воспоминаниям, что не услышала предупреждение по музейной трансляции, что музей закрывается.

Служитель в форменном пиджаке закрыл огромные позолоченные двери, выходящие на Иорданскую лестницу. Увидев Женю, подошел к ней, прихрамывая:

– Девушка, музей закрывается. Вы разве не слышали? Уже несколько раз предупреждали!

Неожиданно высокий голос служителя, его манера неприятно растягивать слова показались Жене знакомыми. Но где и когда она могла видеть этого человека?

– Ох, извините, я задумалась и не услышала предупреждение… – проговорила она с виноватой улыбкой. – Вы уже закрыли эти двери? Можно мне через них пройти?

– Нет, через них нельзя, может сработать сигнализация, и сюда придет охрана.

– Как же мне теперь выйти?

– Ничего, не волнуйтесь, я вас выведу!

Служитель пошел в другую сторону, открыл неприметную дверь в углу зала, придержал ее, пропуская Женю:

– Пойдемте сюда, это служебный выход, здесь будет даже быстрее! Только нужно поспешить!

Женя прибавила шагу. Она едва поспевала за пожилым человеком, хотя тот заметно хромал.

Где же она все-таки слышала этот резкий, высокий голос с неприятной растяжкой?

За дверью обнаружился узкий полутемный коридор.

– Идемте скорее! – поторопил ее служитель. – Скоро все здание будет подключено к сигнализации!

В конце коридора была еще одна дверь, он открыл ее и показал Жене:

– Сюда!

Женя шагнула – и удивленно остановилась на пороге: за дверью была маленькая пустая каморка.

– Сюда?! – переспросила она растерянно, оглядываясь на провожатого. – Но ведь отсюда нет выхода!

– Сюда, сюда! – закивал служитель, криво улыбаясь. – Выход есть, не беспокойтесь!

И тут Женя вспомнила, где и когда слышала этот резкий, высокий голос, где видела эту прихрамывающую походку.

Семнадцать лет назад, в тот страшный день, когда…

Додумать эту мысль до конца она не успела – в руке служителя появился блестящий флакончик, в лицо Жени брызнула струя резко и неприятно пахнущей жидкости, в глазах ее потемнело, и она потеряла сознание.

Пришла в себя Женя от удара по щеке.

– Просыпайся! Некогда тут валяться, время дорого!

Женя открыла глаза, заморгала от яркого света.

Тут же свет померк, точнее, отклонился от ее лица, и она смогла разглядеть склоненное над ней лицо. Лицо пожилого музейного служителя. Лицо одного из тех двоих, кто в страшный день семнадцать лет назад убил Жениных родителей.

– Ну вот, очнулась! – проговорил служитель удовлетворенно, явно к кому-то обращаясь. – Пойдем в зал!

Он выпрямился, сделал шаг назад. В руке у него был включенный фонарик, рассеивавший царящую вокруг темноту. Это его он только что направил в Женино лицо.

– Никого там больше нет? – прозвучал за спиной у служителя второй голос, тоже показавшийся Жене знакомым.

– Никого, никого! Охрана сейчас в другом крыле, вернутся сюда через час, так что мы должны успеть. Часа нам всяко должно хватить.

– А камеры?

– Камеры я отключил. Зря я, что ли, сюда на работу устроился? Вставай! – это было уже обращено к Жене.

Женя осознала, что полулежит на полу чулана, опираясь спиной на стену. Она попробовала подняться, опершись на руку, но руки ее были связаны. Тут из-за спины музейного служителя вышел второй человек – и она узнала его.

Это был тот отвратительный рыжий тип, который напал на нее на парковке возле работы. Тот тип, которого видела Ирина, когда он заявился к ней домой… Тот самый тип, от которого тогда, на парковке, ее спас Расторгуев.

Рыжий наклонился над ней, схватил за плечо, резким рывком поднял на ноги.

– Пошли, некогда валяться! – прошипел он.

– Куда? – переспросила Женя, чтобы оттянуть время и, если удастся, прояснить ситуацию.

– Никаких вопросов! – прикрикнул на нее рыжий, вытащив из кармана складной нож и щелчком выбросив сверкающее лезвие. – Шевели копытами или порежу!

Он вытолкнул ее в коридор.

Здесь горели несколько тусклых ламп дежурного ночного света – достаточно, чтобы видеть дорогу. А дорога была одна – к темневшей впереди двери.

Служитель шел впереди, хромая еще сильнее, чем прежде, Женя шла за ним, рыжий шагал у нее за спиной, подталкивая в спину кончиком ножа. Острая сталь холодила кожу, от нее по всей спине разбегались ледяные иглы страха.

Вскоре коридор кончился.

Служитель открыл дверь, и они оказались в большом зале, дальний конец которого терялся в темноте. В том самом зале, где размещалась выставка из коллекции Гамильтонов.