class="p1">— Кира, мы, пожалуй, пойдем, поздно уже. Дом у тебя чудесный, вечер получился необычный, хоть и с переживаниями!

— Спасибо, уж не обессудьте, если что не так, — заулыбалась Кира, — увидимся в понедельник, Валерий Маркович! Надеюсь, вы будете частыми гостями в этом доме, всегда рада вас видеть.

Вслед за Зелотовыми засобирались и остальные. И только Юлиана решила задержаться.

— Я еще не в состоянии сесть за руль. Лучше приду в себя немного или позже такси вызову. Это я перед другими храбрюсь, что мне такую ситуацию разрулить — раз плюнуть. На самом деле все могло обернуться намного хуже, и мне пришлось бы потом отвечать. Я чуть со страху не умерла. Налей мне еще выпить. Посижу у тебя, если ты не возражаешь.

Юлианин «приход в себя» вылился в продолжение застолья. Они с Кирой решили снять напряжение с помощью сухого мартини. Не заметили, как бутылка почти опустела, салатики исчезли с тарелок, а на часах уже было за полночь. Слово за словом, Кира рассказала Юлиане всю историю про Алекса. Кому-кому, а ей можно было доверять. В распространении сплетен она никогда замечена не была.

— И что, так и будешь ждать, когда он передумает? — спросила Светлова.

— А что делать?

— Ты еще не поняла, что мужчине необходим толчок?

— Пнуть его, что ли, предлагаешь?

— А хоть бы и так. Встряхни его, вытряси из него душу, только выясни, что происходит! Ты же даже не знаешь, почему он ушел.

— Не знаю, — вздохнула Кира.

— Так чего ты ждешь? Езжай к нему сама. Если он тебе нужен. Нужен?

— Нужен.

— Ну? И чего тогда ждешь?

— Ты права, хватит мне ждать, пока мужики поумнеют. Пора самой умнеть.

— Вот! — многозначительно подняла палец Юлиана. — Вот она — мудрость!

— А знаешь, я вот сегодня посмотрела на этого ребенка…

— Ой, не напоминай, а то мне опять плохо будет. 

— Нет, ты послушай! Я вот посмотрела на него и подумала, что жизнь-то наша — драгоценна! А мы не ценим. Транжирим.

— Ты похожа на пьяного философа, дорогая.

— Ты тоже. Но это не мешает мне тебя любить.

— Ты что, сменила ориентацию?

— Ты же знаешь, ради тебя я готова на все!

— О! Ну мне такие жертвы не нужны!

Подруги захохотали и чокнулись бокалами.

— Так ты думаешь, мне стоит сделать первый шаг? 

— Да, — категорично подтвердила Юлиана.

— Прямо сейчас?

— Почему бы и нет?

— Не поздно?

— Сама сказала — грешно транжирить свою жизнь. Каждый прожитый час — это тоже жизнь.

— Идет. Вызываем такси и едем.

— Э-э-э, нет, я пас. Я поеду домой. А ты — ты да, ты езжай. А завтра я тебе позвоню и спрошу, как все прошло.

— Если он меня выгонит, я к тебе поеду, Юлька, предупреждаю сразу. Мне же понадобится жилетка поплакаться. И потом — это твоя идея, тебе меня и успокаивать.

— Ну вот, делай потом добро людям. Скажу сразу, перспектива меня не вдохновляет, но я согласна. Только потому, что уверена — никуда тебя твой мальчик не выкинет. Могу даже поспорить. Звони, вызывай машину.

Кира на мгновение засомневалась, но быстро отмахнулась от внутреннего голоса. Ехать — значит ехать. Юлька права — нечего оттягивать. И так столько месяцев ждала неизвестно чего. Она подкрасила губы, провела щеткой по волосам и ни на грамм не засомневалась, что выглядит отлично. Легкое пошатывание при ходьбе в счет не шло. Легкий туман в голове тоже.

Глава 15

Дверь открыла Груня. Кирин звонок в дверь поднял ее с постели. Она куталась в теплую шаль, накинутую поверх ночной рубахи. На голове вместо привычной аккуратной загогулины из косы красовалась ситцевая косынка, надвинутая на лоб. Прищурившись от света, она уставилась на Киру как на привидение.

— Ой, здрасте.

— Простите, ради бога, Груня, я, собственно, к Македонскому, ой, что я говорю, к Алексу.

— К Сашеньке?

— Ну да, к Сашеньке.

Кира икнула. Как-то непривычно было выговаривать «Сашенька», не вязалось это имя с Македонским. Она почувствовала, что стены подъезда немного качаются, и решила придержать их рукой.

— Проходите.

Груня впустила Киру и прикрыла дверь.

— А я думаю, кто это, напугалась уже, — проворчала Груня, разглядывая пошатывающуюся Киру. — Саша-то обычно своим ключом открывает.

— Я к нему пройду, ага? — Кира направилась в его комнату, остановившись в нерешительности у прикрытой двери. — Спит?

— Нет. Нету его. Не пришел еще, сокол ясный.

— Как? Как нет? А где? — Она немного протрезвела от неожиданности.

— Не знаю. Гуляет. А вы садитесь, подождите.

— Гуляет. — Кира словно пыталась понять значение этого слова. — Гуляет, ну да. И с чего я решила, что он дома? Гуляет. Дело молодое. А… а если он до утра не явится?

— Явится, явится, — успокоила ее Груня. — Вот здесь на диванчик садитесь, а я пока чайку принесу.

— Груня, Грунечка, что делать-то, а? — тоскливо прошептала Кира.

— А что? Вы знаете что, вы садитесь-ка поудобнее, упадете еще.

Груня ласково погладила Киру по голове и помогла ей поднять ноги на диван.

— Грунечка, мне же плохо без него, понимаете? Я же не могу без него! А он… он пропал. — Кира развела руками, словно только что обнаружила пропажу Алекса. — Пропал, и все. Правильно вы говорите, нету его, нету. А я здесь сижу, как дура, и не знаю, что делать.

Она виновато улыбнулась.

— Ну скажите, Груня, зачем я здесь сижу? Вам вот спать не даю.

— Да мне что, ничего, а вас жалко.

— Жалко… А мне как себя жалко, если бы ты знала! До слез прямо жалко. Ну что делать-то, Груня? Кому, как не тебе, знать? Где его искать?

— Эх, молодо-зелено, — Груня мягко улыбнулась, — наломали дров, теперь разбирайтесь. Никуда он не пропал, просто заблудился чуток. Придет, приголубь его и больше не отпускай.

— Молодо-зелено… — пробормотала Кира, устраиваясь поудобнее, — куда уж моложе, да…

Если бы это была не Кира, Груня ни в жизнь на порог пьяную девицу не пустила бы. Но Кира была исключением. Она ее не в первый раз видела и знала, что раз такая женщина явилась сюда в подобном состоянии, значит, накипело на душе. Пусть выговорится, может, легче станет. Может, с Сашей помирятся. Когда она внесла на подносе чайник с чаем и чашку, Кира уже спала, свернувшись на диване калачиком. Груня покачала головой, осторожно поставила поднос на стол и укрыла Киру шерстяным пледом. А сама села рядом, в кресле, караулить Сашу. Не дай бог, еще испугается гостьи и сам напугает ее.

Он пришел в три часа ночи. Вошел тихо,