– Вы всегда так образно говорите?

– Далеко не со всеми. – Он помолчал и спросил: – Почему бы вам не припарковаться рядышком до двенадцати? А потом мы можем поехать куда-нибудь на пиво с гамбургером.

– Хорошо.

Ее старый костюм исчез со стоянки. Арабеллу это порадовало: ей не хотелось, чтобы к пузырькам шампанского, кипящим в ее груди, примешалась грусть. Ночь для апреля выдалась теплая, и между вспышками лозунга можно было даже разглядеть пару звездочек. Говард сказал, что днем учится, а ночью работает, но на вопрос о школе ответил, что хватит говорить о нем – теперь ее очередь. Арабелла, рассказав про работу, про виденные недавно фильмы, про любимые телепередачи, как-то незаметно перешла к прочитанным книгам.

Тут у них завязался оживленный разговор, и время пролетело как на крыльях. Приехал сменщик, работающий с двенадцати до восьми, и они отправились в «Гравий-гриль».

– Можем завтра вечером опять выпить по бокалу апреля, – сказал Говард, тормозя на Булыжной перед ее гаражом. – Если, конечно, у вас нет других планов.

– Других нет.

– Тогда я вас жду.

Арабелла посмотрела вслед его задним огням. Откуда-то слышалось пение; на улице было пусто, и она не сразу поняла, что это поет ее сердце.

Она думала, что завтрашний день никогда не кончится, а когда он наконец подошел к концу, полил дождь. Интересно, какой вкус у апреля в такую погоду? Арабелла, снова заехав в кино, пришла к выводу, что дождь не имеет значения, если присутствуют другие ингредиенты. Они присутствовали, и она провела еще пару крылатых часов на стоянке, глядя на звезды между вспышками лозунга. Потом они с Говардом выпили пива с гамбургерами, и он проводил ее до самого гаража.

Нужные ингредиенты присутствовали и в следующую ночь, и в две других тоже. В воскресенье Арабелла упаковала завтрак, и они поехали на пикник. Поднялись по извилистой дороге на самый высокий холм, припарковались под искривленным от ветра вязом, ели картофельный салат и сэндвичи, наливали поочередно кофе из термоса, а потом закурили, лениво перебрасываясь словами.

С холма открывался красивый вид на лесное озеро и впадавший в него ручей. На том берегу сверкала на солнце колючая проволока резервации, а за ней виднелись нудисты. Сначала Арабелла едва замечала их, но вскоре они проникли в ее сознание, вытеснив оттуда все остальное.

– Как это, должно быть, ужасно, – сказала она.

– Почему ужасно?

– Ну как же… живут в лесу голые, как дикари какие-нибудь.

Говард устремил на нее взор, синий и глубокий, как озеро.

– Вряд ли их можно назвать дикарями. У них есть машины, как и у нас. Есть школы, библиотеки, коммерция и профессии. Они, правда, могут пользоваться всем этим только в пределах своей резервации, но это не так уж отличается от жизни в маленьком городе и даже в большом. Вполне цивилизованные люди, я бы сказал.

– Но они же голые!

– А что такого ужасного в наготе?

Он поднял свое лобовое стекло и стекло Арабеллы. В лицо ей повеял прохладный бриз. Она видела по его глазам, что он сейчас ее поцелует, но не стала противиться – и хорошо сделала. В этом поцелуе не было ничего от Гарри Домкрата и мистера Заднимоста, ничего от папиных подначек и маминых циничных намеков. Открылась одна дверца, потом другая, и Арабеллу вытащили на солнце, где апрельский ветер гулял вовсю. Солнце грело, ветерок холодил. Было тепло, свежо и чисто, и она не испытала никакого стыда, когда не прикрытая металлом грудь Говарда прижалась к ее груди.

Ей хотелось, чтобы этот блаженный момент длился вечно, но он закончился, как все такие моменты.

– Что это? – вскинул голову Говард.

Арабелла тоже слышала шорох колес. Она посмотрела вниз и успела увидеть хвост белого кабриолета, скрывшегося за поворотом дороги.

– Нас кто-то видел? – испугалась она.

– Не думаю, – после продолжительной паузы сказал Говард. – Кто-то, наверно, просто решил прокатиться в выходной день. Если б он ехал вверх, мы услышали бы шум двигателя.

– С глушителем не услышали бы. – Арабелла юркнула обратно в костюм. – Давай собираться.

– Ладно. – Говард тоже полез в свой пикап, но задержался. – В следующее воскресенье опять поедем?

Его глаза смотрели с мольбой, и она неожиданно для себя ответила:

– Да. Поедем.

Следующее воскресенье было еще теплей и безоблачней первого. Говард снова извлек ее из костюма, прижал к себе и поцеловал, и ей, как и в прошлый раз, было нисколько не стыдно.

– Пошли, покажу тебе кое-что, – сказал он и стал спускаться по склону к озеру.

– Пешком?! – ужаснулась она.

– Какая разница, тут же нет никого. Пошли.

Внизу маняще сверкал ручей.

– Ну ладно…

Вначале ей было трудно, но скоро она привыкла и то шла, то скользила вниз. У подножья холма росли яблони-дички. Ручей бежал между ними, журча на замшелых камнях. Говард лег ничком и стал пить, она сделала то же самое. По-зимнему холодная вода пронизала ее насквозь, кожа покрылась мурашками.

Они лежали бок о бок, глядя в небо через узор веток с набухшими почками. Их третий поцелуй стал еще слаще двух предыдущих.

– Ты уже бывал здесь? – спросила она, когда их губы разомкнулись.

– Много раз.

– Один?

– Конечно, один.

– Не боишься, что Большой Джим узнает?

– Большого Джима не существует, – засмеялся Говард. – Его выдумали автодилеры, чтобы пугать людей. Чтобы все носили их мотокостюмы и меняли почаще. А правительство их поддерживает, потому что без хорошего товарооборота экономика сразу рухнет. Особых усилий им прикладывать не пришлось: люди и так уже бессознательно носили свои машины поверх одежды. Весь фокус был в том, чтобы они делали это сознательно и стыдились появляться без них на публике. Это тоже было нетрудно, хотя автомобили пришлось сильно урезать и подогнать под человеческую фигуру.

– Не говори так. Это кощунство! Могут подумать, что ты нудист.

Он пристально посмотрел на нее.

– По-твоему, это позор – быть нудистом? Дилеры, чтоб ты знала, поступают куда позорнее: нанимают мерзавцев вроде Гарри Домкрата, чтобы те подбивали нерешительных клиенток делать покупки, а потом сами же эти покупки портили, чтобы женщины не воспользовались гарантией, позволяющей вернуть костюм в течение суток. Прости, Арабелла, но я должен был тебе рассказать.

Она отвернулась, чтобы он не видел ее слез, но рука Говарда обвила ее талию и притянула обратно. Когда он стал сцеловывать слезы с ее мокрых щек, вновь открывшаяся рана затянулась бесследно и навсегда.

– Приедешь сюда снова со мной? – спросил он, обнимая ее.

– Да, если хочешь.