– Ступай своей дорогой! – громовым голосом выпалил Крот. – А не то и тебе будет худо!

– Прочь отсюда, – откликнулся незнакомец. – Ты и твои приятели. Вся компания – прочь!

– Ах так, – прохрипел Крот и с ножом двинулся на него. – Ты сейчас пожалеешь, что услышал мой голос, чертов сукин сын!.. Да ты еще и старик?!.

Тот, кого он назвал стариком, широко расставив ноги, оставался в тени – шагах в десяти от разбойника.

Крот хмыкнул:

– Вместо одной пташки в клетку попали целых две! Одна едва оперилась, а другая уже облезла!

«Дама» Крота гадко захихикала в темноте. Ей, смехом, похожим на икоту, вторил Бычок.

– А в суп пойдут обе, – решительно и многообещающе завершил свою мысль Крот. – Для навара!

Это были последние его слова. Молниеносное движение руки незнакомца заставило разбойника схватиться за лицо, завопить, точно от яростного удара хлыстом. Крот отступил на два шага, но следующий удар пришелся по его рукам, поспешно закрывшим лицо. Такое было ощущение, что человек, приближавшийся из темноты, стегает разбойника невидимой длинной плетью. Когда очередной удар повалил Крота на мостовую, за дело взялся Бычок. Ничего не понимая, он отстранился от Давида и, сжав кулаки, бросился на врага. Но не сделав и двух шагов, как и его товарищ, схватился за лицо. Точно разом ослепший, он неловко шагнул назад и упал, раскинув руки. На какое-то мгновение лицо Бычка оказалось открытым. Давид не мог отвести от него взгляда: оно было словно обожжено ударом раскаленного прута – один глаз его лопнул, другой таращился в никуда. Бычок поднялся, вновь повалился на мостовую, а потом, зажав окровавленную глазницу, подскочил и неровно бросился прочь.

Разбойник, преградивший Давиду дорогу к отступлению, тотчас ретировался. «Дама» Крота не понимала, что происходит. Подельники были повержены и обращены в бегство.

– Бандит! – ошалело завопила она. – Убийца!

И тут же, точно бывалая кошка, драная, но сохранившая прыть, решительно бросилась на победителя. Но тому не доставило большого труда схватить ее за лицо и оттолкнуть – в темноту.

За спиной случайного пешехода, спасителя Давида, поднимался Крот – в руке его был все тот же нож.

– Сзади! – что есть силы крикнул Давид. – Господин Баратран, сзади!

Человек стремительно обернулся и рассек ладонью – в направлении Крота – воздух. Разбойник схватился за шею, покачнулся, точно сдерживая мощный напор; следом руки его, почерневшие от крови, ослабли и он повалился на тротуар.

Черная лужа стремительно растекалась под ним…

– Дьявол! – взвизгнула женщина из темноты. Голос ее сорвался на хрип. – Дьявол! Дьявол! – Поднявшись на ноги, она бросилась наутек по темной, едва освещенной фонарями, улице. – Дьяво-ол! – пропадал ее голос где-то вдалеке.

На тротуаре остался лежать труп Крота, уткнувшегося лицом в тротуар. Рядом с ним, мутно блестя, валялся его нож.

Огастион Баратран подошел к ученику:

– Вы целы?

Давид не произносил ни слова.

– Говори, ты цел? – повторил учитель.

– Да, – ответил Давид.

– Ну и слава богу. – Старик покачал головой. – Я возвращался домой тем же путем. Кажется, они уже готовы были распотрошить тебя?

Давид покачал головой:

– Как вы это сделали? Я все видел – вы не коснулись ни одного из этих негодяев! Вы поразили их на расстоянии! – Неожиданно догадка пришла к нему. – Именно так Кай Балтазар отсек руку Шрипат Рану, верно?

– Тебе угрожала опасность – только поэтому я так поступил.

Вилий и Лея уже спали, Пуль праздновал день рождения циркача-тяжелоатлета. Поэтому Огастион Баратран и Давид оказались вдвоем. Старик достал бутылку коньяка. Двенадцать свечей в канделябре освещали их стол.

– Я хотел утаить от вас, моих учеников, существование побеждающего огня, – сказал старик. – Это – жестокое знание убивать. Но если бы не оно – это отребье сегодня прикончило бы вас. Да и меня заодно.

Давид не сводил глаз с учителя:

– Расскажите об этом искусстве, прошу вас.

Баратран сухо усмехнулся:

– Что тут рассказывать. Владеющие Огнем превращали энергию в боевое оружие, вот и все. Не касаясь врага физически, они могли уложить его точным ударом – на расстоянии в тридцать футов. Удар мог быть разным – хлестким ударом раскаленного прута, острого меча или даже булавы.

– Из горла этого ублюдка Крота хлынула кровь, точно его рассек меч…

Старик усмехнулся:

– Смотри, – он указал пальцем на канделябр, где горели свечи.

Задержав вдох, Баратран стремительно рассек указательным пальцем воздух – одна из свечей дрогнула и, разделенная надвое, упала на скатерть. Огонек ее слабо колыхнулся и погас. Воск расплылся по столу крохотной лужицей.

Давид привстал, взял обрубок свечи.

– Срез оплавлен, – негромко проговорил он. – Рассечь противника на расстоянии, как свиную тушу!

– Чего только не бывает на белом свете, верно? – усмехнулся старик. – Со временем я научу вас этому искусству, – убежденно кивнул он.

Огастион Баратран выпил разом полный бокал коньяка. Ночное происшествие все еще не отпускало его.

– Понятно, почему Меченый хотел получить знание побеждающего огня, – уверенно сказал Давид. – Он стал бы практически неуязвимым!

– Неуязвимым? – удивился Баратран. – Ничто тебя не защитит ни от пули, ни от предательского удара ножом в спину. Меченому нужен был сам Огонь. Может быть, он хотел поднять над собой такого Дракона, который бы сумел потрясти само небо? Но эта песня была не про него.

– А вы… могли бы поднять такого Дракона в небо?

– Это неблагодарное занятие – потрясать небеса, – уверенно сказал Баратран.

Но молодому человеку такого ответа было слишком мало.

– Хорошо, тогда скажите иначе, вам по силам поднять такого Дракона, которого выпустил ваш Учитель в битве против Амрата Чандра?

Огастион Баратран редко выпивал, и коньяк уже прихватил его. Взяв все тот же обрубок свечи, глядя на оплавленный край, старик улыбнулся вопросу ученика:

– Одно дело породить монстра для битвы, – он прищурил один глаз, – и совсем другое – уметь управлять им. Мой Учитель был уверен, что он бог, и у него все получалось. У меня такой уверенности, к счастью, никогда не было. Я все же человек христианской культуры, однажды овладевший наукой тибетских магов. Не более того. Так что мой настоящий Дракон умрет со мной, так и не увидев свет. – Огастион Баратран сделал глоток коньяка. – А теперь иди спать. И никому не говори, что приключилось сегодня с нами.

Выключив свет, Давид уже выходил из раздевалки в большую залу, когда дверь в последнюю, из коридора, отворилась. Он увидел силуэт Леи в темном трико, услышал, как негромко лязгнул, запирая дверь изнутри, маленький засов.