Но теперь, глядя на нее, он ощутил прилив сочувствия. Он пересек комнату, обмениваясь приветствиями и обещаниями потанцевать позже, и подошел к ней.

– Лада?

Она моргнула и медленно перевела на него взгляд.

– Что, – сказала она тоном, лишенным всякой интонации, всякого чувства.

– Хочешь потанцевать?

Ее лоб ожил, и на лице появилось выражение, слегка напоминавшее прежнюю Ладу.

– Ты так сильно меня ненавидишь?

Он рассмеялся.

– Это может быть весело.

– Да, я обожаю позориться на глазах у сотни незнакомых людей.

– Ты не можешь танцевать хуже, чем жена Неби-паши. Она грациозна, как беременная свиноматка.

Лада фыркнула.

– Да, а я грациозна, как пронзенный копьем и медленно умирающий кабан.

– Даже пронзенный копьем и умирающий кабан все еще способен убить человека.

Это, наконец, заставило ее улыбнуться, но она сразу посерьезнела.

– Давай же. Помнишь, как мы танцевали, когда были детьми?

– Я помню, как бросала тебя на землю и тыкала лицом в кучу золы из очага.

– Точно! А помнишь, сколько времени ты тренировалась с янычарами?

– Да, училась сражаться.

– Сражение – это тот же танец! Только в конце я остаюсь целым и невредимым. – Раду протянул руку и, к его удивлению и радости, она ее взяла.

Как ни странно, Лада танцевала очень изящно. Ее движения не были красивы, но в них сквозила плавность и сила, приковывавшая к себе взгляд. Долгие годы тренировок научили ее инстинктивно ощущать свое тело и его движение сквозь пространство. Выражение лица у нее было такое, будто она вот-вот убьет своего партнера – но это ничего, Раду к этому привык.

А если честно, он по этому скучал.

Двигаясь по кругу с другими парами, они оказались рядом с супругой Неби-паши. Раду бросил на нее многозначительный взгляд, потом поднял брови, взглянув на Ладу, и она рассмеялась так резко и громко, что ее смех не заглушила даже музыка. Он с трудом не рассмеялся сам.

Танец закончился, и Лада прижалась головой к его плечу, продолжая смеяться.

– Ты был прав! Она двигается как беременная свиноматка.

Раду серьезно кивнул.

– Каждая партнерша здесь обладает собственной фермерской ценностью, а я проделал круги с каждой из них.

– Скажи мне, что за животное Хюма.

– Кошка со слабыми бедрами, слишком гордая, чтобы перестать бегать за мышами.

Лада захихикала, пряча лицо за его плечом.

– А жена Халил-паши?

– Гусыня со скверным характером и хлопающими плоскими лапами.

– А как насчет дорогой невесты Мехмеда? Какое она животное?

– Да, – прервал ее низкий голос. – Кто моя невеста?

Лада дернулась и отскочила от Раду. Они оба смотрели в пол, чтобы не встречаться взглядом с Мехмедом. Впервые за все время празднеств Раду оказался так близко к нему. От гостей Мехмеда всегда отделяла плотная ткань или кольцо сановников, и он всегда находился рядом с Ситти-хатун.

– Прими наши поздравления со свадьбой, – сказал Раду.

– Не надо.

Раду поднял глаза, пораженный резким тоном Мехмеда.

– Пожалуйста, только не вы. Я больше не могу выносить этот…

– Он махнул рукой, указывая на комнату и всех, кто в ней находился. – Только не говорите, что этот кошмар украл у меня моих единственных друзей.

Лада молчала, глядя на Мехмеда глазами, которые казались темнее угольных жаровен.

Раду попытался улыбнуться.

– Может, она – певчая птица?

Мехмед презрительно фыркнул.

– Раз ты так считаешь, значит, ты ни разу не слышал ее голос. Нет, моя драгоценная невеста – это загнанная в угол, никому не нужная мышь, которая пищит, дрожа от страха.

Возможно, клочок подлости в груди Раду и не рассосался, поскольку, услышав это, он разбух от радости.

– Зато она милашка, – сказал он, то ли чтобы побороть собственную низость, то ли в надежде услышать возражения.

– Она – пустое место. – Мехмед повертел головой в обе стороны и потянулся. В его движениях чувствовалась злая энергия. – Мне хочется танцевать.

Раду взглянул на помост, на котором в шатре все еще сидела невеста Мехмеда, одинокая и покинутая. Казалось, она плачет.

– Не думаю, что Ситти-хатун хочет…

– Не с ней, – перебил его Мехмед. Он протянул руку Ладе. Раду изумленно посмотрел на него, а через пару секунд увидел, что Лада делает то же самое. Только она смотрела на его руку не в смущении. Она смотрела на нее с яростью.

– Сейчас? – Ее голос дрожал от сдерживаемых эмоций. – Сейчас тебе захотелось потанцевать? Сейчас ты хочешь со мной поговорить? Угли в ее глазах вспыхнули и превратились в пламя. Раду привычно отступил назад, но вместо того чтобы нанести удар, Лада развернулась и выбежала из комнаты.

– Что я такого сделал? – спросил Мехмед, сдвинув брови.

Раду почесал затылок. Он не знал, почему Лада отреагировала так бурно, но у него долго не было возможности поговорить с Мехмедом, и теперь он ее не упустит.

– Мы… видели тебя. Перед тем, как сюда приехать. В гареме.

Лицо Мехмеда не дрогнуло.

– С твоим… ребенком.

Мехмед закрыл глаза и тяжело вздохнул.

– Ах, да. Мой сын. – Он положил руку на плечо Раду. Все приветствия, танцы, дружеские прикосновения, которыми обмениваются люди во время прятной беседы, показались сном. Прикосновение Мехмеда было похоже на пробуждение. – Это странно, не правда ли?

Раду с облегчением вздохнул и улыбнулся. Мехмед понимал его чувства, когда они были вместе! Это было нормально, это было взаимно, они могли бы…

– Все забывают, что я уже отец.

Раду едва заметно выдохнул и понял, что ошибся.

– Да. Это странно.

– Я смотрю на ребенка, и он кажется мне таким чужим. Это все равно что спать в чужой постели. – Мехмед убрал руку с плеча Раду и поднял обе ладони вверх. – Но, как бы сказал мой отец, это мой долг.

– Как и Ситти-хатун.

– Да, как и Ситти-хатун. Я буду счастлив, когда это, наконец, закончится, мы вернемся домой, и все снова станет, как прежде.

Коротко кивнув, Мехмед с рассеянным видом отошел в сторону. Раду продолжал следить за ним, как за небесным светилом. Поэтому когда Мехмед незаметно выскользнул из залы в тот момент, когда внимание всех гостей было приковано к поэту, начавшему читать стих, это заметил только Раду.