Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Необходимости повторяться нет. Сказано закрыть дверь – будет сделано.
Во-первых, мне не сложно, если ему так будет легче, а во-вторых… сама об этом думала, когда лежала поздним вечером и слышала шаги Богдана Петровича за дверью. Понятия не имею, почему он так сильно меня нервирует. Больше, чем Тан. Списываю это на предупреждение от сводного брата. До разговора с ним Богдан Петрович воспринимался мною как неодушевленная фигура в доме. Я его побаивалась, но не считала человеком, который может кардинально повлиять на мою жизнь. Безусловно, они с мамой скоро поженятся, а это означает только одно – мы будем близкими родственниками, и все так или иначе изменится, но… я воспринимаю это равнодушно. Пожалуй, даже слишком. Единственное, что меня волнует – возможность продолжить обучение в университете и отсутствие претензий к моим друзьям.
— Соня!
— Прости… у нас пара у Льва Арнольдовича…
— О-о-о, поня-я-ятно, почему ты такая растерянная. Ладно, не буду тебя задерживать.
Я убегаю на пару, а после окончания узнаю, что Стефа ушла домой, потому что у нее резко заболел живот. Домой собираюсь возвращаться на такси, даже в приложение захожу, когда меня подхватывают под локоть. Уж слишком знакомые движения, так что когда мы идем в направлении парковки, даже не удивляюсь, когда оборачиваюсь и вижу за спиной Тана. Только он мог так бесцеремонно куда-то меня потащить.
— Даже домой отвезешь? — спрашиваю не без ехидства.
Это что же делается? Вчера он делал вид, что я – пустое место для него, а сегодня собирается возить меня, словно принцессу?
— Не совсем, — говорит Тан. — Садись в машину.
Последнее выдает приказным тоном. Таким, после которого возникает с трудом контролируемое желание врезать ему по лицу, но я шагаю к машине. Не собираюсь с ним спорить на глазах у всех, мне и так проблем хватило после повышенного ко мне его внимания.
Глава 45
Тан
Тащу ее с собой в зал, где у меня сегодня назначена тренировка по боксу. После – вместе поедем домой. Поверить не могу, что записываюсь ей в няньки, но иначе пока не выходит. Даже если расскажу ей, что отец проявляет внимание с сексуальным подтекстом – наедине с ним ей лучше не оставаться. До последнего не могу поверить, что вчера увидел его у ее двери. Блядь… зачем он там стоял?
Мне, конечно, ничего толком не объяснил. Проблеял что-то про то, что хотел проверить, все ли в порядке. После всего, что я видел, в его объяснения верится с трудом. Пока едем в зал, Романова недовольно пыхтит и вздыхает так, словно ей не терпится начать разговор, но она по какой-то причине молчит. Как партизан, честное слово. Только пахнет так, что зубы сводит. Я дорогу с трудом различаю из-за ее запаха. Хочется сказать, что раздражающего, но у меня от него непонятные инстинкты просыпаются. Те самые, которые резко включились в прошлый раз.
— Ты так и не скажешь, куда мы едем? — спрашивает и продолжает шумно сопеть дальше.
— В зал.
— В тренажерный?
— Не в балетный же…
— И что я буду там делать?
— Тренироваться. Жопу подтянешь.
— Не хочу я… — почти выкрикивает, но сразу же снижает тон, — ничего подтягивать.
— Зря, — хмыкаю.
На языке так и зависает саркастичное замечание. Сказать, что ей не помешает – язык не поворачивается, после того как я трогал ее в машине.
— Я хочу домой, — заявляет, когда приезжаем. — Ты слышишь? Я не буду здесь сидеть.
— Будешь, — беру ее за руку и буквально вталкиваю в здание.
Девчонки на ресепшн смотрят на нас с подозрением. Романова ведет себя неадекватно – пытается вырвать руку, брыкается, и все это – с проклятиями и обещаниями, что я пожалею.
— Девушка со мной, — сообщаю администраторам.
Я хожу сюда довольно давно, так что вопросов девчонки не задают, пропускают нас молча, хотя и видно, что они озадачены. Романова шагает с недовольным лицом, но брыкаться уже не получается. У входа в мужскую раздевалку торможу и хмурюсь. Если оставлю ее здесь – сбежит, а брать с собой…
Быстро заглядываю и, убедившись, что парней нет, заталкиваю ее внутрь.
— Ты сдурел? — шипит. — Это мужская раздевалка!
— Я в курсе.
— Мне нельзя здесь находиться.
— С закрытыми глазами можно.
— Я не собираюсь… ох, боже…
Романова так резко разворачивается и едва не впечатывается в шкафчик, что мне становится смешно, но, когда понимаю причину такой реакции, сжимаю челюсти до хруста.
— Исаев, че яйца вывалил и ходишь? Трусов дополнительных нет?
— А кто ж знал, что тут девчонка, — выдает обиженно, но одеваться не спешит, пытается рассмотреть Соню.
— Парашюты свои надевай и вали отсюда, — произношу с раздражением.
Пока Исаев копается, подхожу к Соне и загораживаю собой его непотребство. Она вздрагивает, но шевелиться не рискует, стоит, сжавшись в комочек.
— Быстрее, ну?! — командую.
Когда за Исаевым закрывается дверь, разворачиваю Романову к себе.
— Испугалась?
Она таращит на меня свои огромные глазищи.
— Нет, с чего бы? Просто это было… неожиданно.
— Больше здесь вроде бы никого нет, так что расслабься.
— Здесь ты.
— Во-первых, я не буду снимать трусы, а во-вторых, ты там уже все видела.
То, как начинают гореть ее щеки, стоит мне об этом упомянуть, нужно видеть, так как словами это не передать. Смущенная Романова – одно из самых удивительных зрелищ. И оно неожиданно мне нравится.
Наспех сменив одежду на спортивные брюки и футболку, тащу Романову на выход. Там, под дверью, целая толпа из пацанов собралась. Видимо, Исаев успел всем растрепать, что внутри девчонка.
— Че встали? — спрашиваю. — Можете идти.
— А она с тобой уйдет, что ли? — выдает кто-то из толпы. — Так нечестно.
— Нечестно вот так, из толпы, выступать. Выйди, скажи открыто.
Парни отступают, разбредаются кто куда. Я тащу Романову за собой к рингу, усаживаю на пуф и говорю ждать меня.
— Долго?
— Час.
— Что я буду делать все это